Эта ночь заставляла меня гореть и сгорать дотла, изнемогая от собственной страсти, и воспоминаний о нем.
В иной пленит огонь ланит,
В той — грациозность лани,
Но смысла в этом нет;
Ведь всё, что утро сохранит
От зайца, спящего на склоне -
Травы примятой след.
В иной пленит огонь ланит,
В той — грациозность лани,
Но смысла в этом нет;
Ведь всё, что утро сохранит
От зайца, спящего на склоне -
Травы примятой след.
Мерцанье звёзд блуждающей Медведицы
Не думал я вновь созерцать, как прежде,
Из сада позади отцова дома
Иль из окна беседовать с созвездьем
О годах детства, шалостях невинных,
Которым вскоре наступил конец.
О сколько образов и странных мыслей
Вы, звёзды, некогда во мне будили!
Как я любил в саду по вечерам
Сидеть на дёрне, созерцая небо,
И слушать кваканье ночной лягушки.
А над оградой сада светлячок
Парил в тиши, и дуновенье ветра
Распространяло аромат аллей,
Благоуханье стройных кипарисов,
Темнеющих у самой кромки леса.
Холодное струится пламя
Пылает немо звездопад
А ночь исходит соловьями
А соловьи в ночи звенят
Мани́т нас бог и дьявол дразнит
Мы миром мазаны одним
Страшнее не придумать казни
Чем та какой себя казним
И в будний день и в светлый праздник
Чем та какой казним себя
То богохульствуя то веря
То издеваясь то скорбя
В себе то ангела то зверя
И ненавидя и любя
И снова ночь. Застыла шлаком.
И небо вороном чернеет.
Как труп, за лагерным бараком
синюшный месяц коченеет.
И Орион – как после сечи
помятый щит в пыли и соре.
Ворчат моторы. Искры мечет
кровавым оком крематорий.
Смесь пота, сырости и гноя
вдыхаю. В горле привкус гари.
Как лапой, душит тишиною
трехмиллионный колумбарий.
День утомленный лег и размяк
в душных кирпичных гнездах.
А вечер поспешно напяливал фрак,
черный,
в серебряных звездах.
Ишь, разошелся,
темнеет
и ну...
зовет черноокую ночку.
Тоже пижон,
а такую луну
забыл разорвать на сорочку...
А ночь отдавалась...
расстегивал медленно
бледный рассвет.
Когда же, нежно обласкав,
он обнажил ее жестоко,
она лежала в облаках
губами алыми к востоку.
Высоко в небе серебрилась луна, покрывая русло реки и нарзанный городок на той стороне колдовским светом. Лунное освещение делает землю пустынней, словно убирая с неё лишние предметы, готовит нас к жизни в том мире, где не будет многих вещей, милых нашему сердцу, но и мучивших нас в этом мире.
Для них она Богиня всего женственного, всего самого недоступного, всего самого порочного.
Le soleil au déclin empourprait la montagne
Et notre amour saignait comme les groseilliers
Puis étoilant ce pâle automne d'Allemagne
La nuit pleurant des lueurs mourait à nos pieds
Et notre amour ainsi se mêlait à la mort
Au loin près d'un feu chantaient des bohémiennes
Un train passait les yeux ouverts sur l'autre bord
Nous regardions longtemps les villes riveraines
Мне не страшно в клетку, страшно умирать,
Но всё равно мы любим эти улицы.
С их черно-белой гаммой, в которой мы
Сжигаем себя ради этих улиц и
Продолжаем ночами видеть цветные сны.
Cлайд с цитатой