Арсений Александрович Тарковский

А всё-таки я не истец,

Меня и на земле кормили:

— Налей ему прокисших щец,

Остатки на помойку вылей.

Всему свой срок и свой конец,

А всё-таки меня любили:

Одна: — Прощай! — и под венец,

Другая крепко спит в могиле,

А третья у чужих сердец

По малой капле слёз и смеха

Берёт и складывает эхо,

И я должник, а не истец.

Я век себе по росту подбирал.

Мы шли на юг, держали пыль над степью;

Бурьян чадил; кузнечик баловал,

Подковы трогал усом, и пророчил,

И гибелью грозил мне, как монах.

Судьбу свою к седлу я приторочил;

Я и сейчас, в грядущих временах,

Как мальчик, привстаю на стременах.

Струнам счет ведут на лире

Наши древние права,

И всего дороже в мире

Птицы, звёзды и трава.

До заката всем народом

Лепят ласточки дворец,

Перед солнечным восходом

Наклоняет лук Стрелец,

И в кувшинчик из живого

Персефонина стекла

Вынуть хлебец свой медовый

Опускается пчела.

Потаенный ларь природы

Отмыкает нищий царь

И крадёт залог свободы -

Летних месяцев букварь.

Отнятая у меня, ночами

Плакавшая обо мне, в нестрогом

Чёрном платье, с детскими плечами,

Лучший дар, не возвращённый Богом,

Заклинаю прошлым, настоящим,

Крепче спи, не всхлипывай спросонок,

Не следи за мной зрачком косящим,

Ангел, оленёнок, соколёнок.

Из камней Шумера, из пустыни

Аравийской, из какого круга

Памяти — в сиянии гордыни

Горло мне захлестываешь туго?

Я не знаю, где твоя держава,

И не знаю, как сложить заклятье,

Чтобы снова потерять мне право

На твоё дыханье, руки, платье.

Я в детстве заболел

От голода и страха. Корку с губ

Сдеру — и губы облизну; запомнил

Прохладный и солоноватый вкус.

А все иду, а все иду, иду,

Сижу на лестнице в парадном, греюсь,

Иду себе в бреду, как под дуду

За крысоловом в реку, сяду — греюсь

На лестнице; и так знобит и эдак.

А мать стоит, рукою манит, будто

Невдалеке, а подойти нельзя:

Чуть подойду — стоит в семи шагах,

Рукою манит; подойду — стоит

В семи шагах, рукою манит.

Жарко

Мне стало, расстегнул я ворот, лет, -

Тут затрубили трубы, свет по векам

Ударил, кони поскакали, мать

Над мостовой летит, рукою манит -

И улетела...

Зима висит на хвойных лапах,

По-праздничному хороша,

Арбузный гоголевский запах —

Её декабрьская душа.

Я человек, я посредине мира,

За мною мириады инфузорий,

Передо мною мириады звезд.

Я между ними лег во весь свой рост -

Два берега связующее море,

Два космоса соединивший мост.

Выпало лето холодной иголкой

Из онемелой руки тишины

И запропало в потёмках за полкой,

За штукатуркой мышиной стены.

Я голос твой далёкий слышу,

Друг другу нам нельзя помочь,

И дождь всю ночь стучит о крышу,

Как и тогда стучал всю ночь.

Я голос твой далёкий слышу,

Друг другу нам нельзя помочь,

И дождь всю ночь стучит о крышу,

Как и тогда стучал всю ночь.