Я ведь привыкла быть одной. Не волнуйся. Ну забудешь ты меня — это мелочи.
Никогда не забыть мне чувства одиночества, охватившего меня, когда я первый раз лег спать под открытым небом.
Я ведь привыкла быть одной. Не волнуйся. Ну забудешь ты меня — это мелочи.
Никогда не забыть мне чувства одиночества, охватившего меня, когда я первый раз лег спать под открытым небом.
Ревун заревел. И чудовище ответило. В этом крике были миллионы лет воды и тумана. В нем было столько боли и одиночества, что я содрогнулся. Чудовище кричало башне. Ревун ревел. Чудовище закричало опять. Ревун ревел. Чудовище распахнуло огромную зубастую пасть, и из нее вырвался звук, в точности повторяющий голос Ревуна. Одинокий, могучий, далекий-далекий. Голос безысходности, непроглядной тьмы, холодной ночи, отверженности. Вот какой это был звук.
Вот одиночество, когда в толпе, средь света,
В гостиных золотых, в тревоге боевой,
Напрасно ищет взор сердечного привета,
Напрасно ждет душа взаимности святой...
Когда вблизи, в глазах, кругом лишь все чужие...
Из цепи прерванной отпадшее звено,
Когда один грустит и далеко другие,
Вот одиночество!... Как тягостно оно!
Ну в такой жизни, как у него, буквально всё и все, кто в ней находятся, становится угрозой. Да, внимание, которого ты жаждал, становится пыткой и ты хочешь от этого сбежать. Джон часто ночевал в отелях. Я спросил его в одном из первых писем — почему. Он ответил, что так чувствует себя менее одиноким, что казалось странным, ведь отели — это синоним одиночества. Позже он добавил, что это чувство немного смягчалось тем фактом, что большинство людей в других номерах тоже были одиноки, как и он.
Природа вся в трудах. Жужжат шмели,
Щебечут ласточки, хлопочут пчелы -
И на лице проснувшейся земли
Играет беглый луч весны веселой.
Лишь я один мед в улей не тащу,
Гнезда не строю, пары не ищу.
О, знаю я, где край есть лучезарный,
Луг амарантовый, родник нектарный.
Как жадно я б к его волнам приник! -
Не для меня тот берег и родник.
Уныло, праздно обречен блуждать я:
Хотите знать суть моего проклятья?
Труд без надежды — смех в дому пустом,
Батрак, носящий воду решетом.
Ястреб всегда над вечерними облаками.
Как ему, должно быть, печально!
В безмолвии ветра его цепким крыльям нет отдыха.
Что ты такое, моя душа-ястреб?
Что ты такое, моя, кружащая в небе, тоска?
Мой спутник на дороге, в пустых полях -
И тебе, должно быть, одиноко?
Мы вместе идём по лугам под треск кузнечиков,
Но не перемолвимся ни словом.
Что ты такое, моя душа-путник?
Что ты такое, моё одиночество?