Диана Сеттерфилд

Люди испокон века ели грачей, а потом грачи ели людей. Кровь их перемешалась и теперь они уже давно друг другу родня.

Он искал в работе возможность укрыться от самого себя. Не означало ли это, что он никогда в полной мере не был самим собой?

— Тик-так!

Что за мерзкие часы! Почему они так бесполезно отсчитывают время?

— Тик-так!

Целая вечность между «тик» и «так». И каждый «тик» может стать последним.

— Тик-так!

Нельзя допустить, чтобы часы остановились.

— Тик-так!

Нужно их завести. Он лезет за часами в кармашек жилета... Но что такое? Часов нет! Это тиканье исходит у него из груди!

— Тик-так!

И каждый «тик» может стать последним...

— Тик-так!

Смерть приходит к нам всем. Это и есть будущее, разве нет? Моё. Ваше. Каждого.

Это была девушка, при виде которой каждый мужчина хотел до нее дотронуться.

Читатели — жалкие глупцы. Они уверены, что каждое литературное произведение является автобиографическим. Это утверждение справедливо, однако совсем не в том смысле, как им представляется. Жизненный опыт автора должен хорошенько перегнить, чтобы стать питательной средой для произведения. Надо дать ему разложиться. Вот почему я не позволяю репортерам и биографам копаться в моем прошлом, вытаскивая на свет отдельные кусочки и консервируя их в виде текста. Чтобы писать книги, я должна сохранять нетронутым свое прошлое как удобрение для новых идей.

Мы обе были близнецами-одиночками. Едва я это поняла, как незримые путы ее истории захватили меня, лишив свободы движений, и вслед за нервным возбуждением я испытала страх.

Тогда ответьте мне: кто, по-вашему, является главным источником сведений в старинных усадьбах вроде Анджелфилда? Разумеется, слуги.

Она настолько привыкла скрывать правду, что теперь при попытке ее озвучить столкнулась с трудностями чисто физиологического свойства. Вторая и третья попытки начать рассказ также провалились. Но в конце концов она с этим справилась, как справляется старый музыкант со своим инструментом после того, как годами не брал его в руки.

Не знаю, чем это объясняется, но в иных ситуациях мы способны мгновенно распознавать притворство, даже самое изощренное.