Владимир Ильич Шарпатов

Представляете махину, которая входит в разворот на скорости сто тридцать километров и полуспущенных колесах? Запросто могли шасси сломать! Спасибо конструкторам и инженерам — сделали надежный самолет. Выдержал!

Другие цитаты по теме

Кандагарцы, кандагарцы...

Мы теперь зовемся так.

За три дня все стали старцы

И познали жизни смак.

Стены белые, крутые,

А в зените — солнца диск.

Здесь законы все иные,

Ходят рядом смерть и риск.

Гул родного самолета

Снится, снится по ночам.

Нелегка была работа,

Всех труднее было нам.

Все вокруг чужие лица,

Только камень да песок.

Бесполезно драться, биться,

Шаг шагнешь — тебе в висок.

Сердце пойманною птицей

Бьет по клетке по грудной,

И мерещится зарницей

Край зеленый, край родной.

Даже если не взлетим, лучше разбиться, чем в этом аду сидеть.

Возвращаемся на перрон, смотрим: колесо лопнуло. Видимо, напоролись на осколок снаряда или бомбы. Словно самолет с нами в сговор вступил. Мы получили реальную возможность опять проситься на аэродром, чтобы поставить запаску. Шанс представился 16 августа. Была пятница, выходной день у мусульман, когда они, как мы шутили, лишь «талибанили»: ели, молились да спали.

Я заранее решил для большей скрытности уходить на запад, в Иран, а не на север, в Россию, и идти на предельно малых высотах, чтобы радары не засекли. Так и поступил. Летел на 50-70 метров над землей.

Каждый год 16 августа собираю друзей и отмечаю дату круче, чем день рождения. Точнее, их теперь у меня два. И так будет до конца жизни...

Конечно, это художественное кино, кое-что авторы изменили. Вместо семи членов экипажа в фильме осталось пятеро... Да, за два часа экранного времени не перескажешь историю длиной в год и тринадцать дней. Но не переврали — и на том спасибо.

В Казани я познакомился с легендарным летчиком, Героем Советского Союза Михаилом Девятаевым, который в феврале 1945-го бежал из немецкого концлагеря на угнанном им бомбардировщике «Хейнкель-111». Я бывал дома у Михаила Петровича, он рассказывал то, чего в книгах нет. Оказывается, спустя годы двое из военнопленных, которых Девятаев спас, посадив в самолет, утверждали, будто они устроили побег. Наверное, в жизни всегда так бывает. У победы много родителей...

На нас ходили смотреть, как на зверей в зоопарк. Соберутся муллы, усядутся и глазеют. Словно мы и не люди. Иногда охрана провокации подстраивала. Кто-нибудь из талибов как бы случайно «забывал» автомат в таком месте, куда мы могли дотянуться. Но я приказывал мужикам не трогать. С одним «калашом» эту банду не перестреляешь, а нас запросто поставили бы к стенке за попытку мятежа.

В Москву прилетели 18 августа, аккурат в День воздушного флота. Как говорится, к праздничному столу. Еще по дороге сообщили, что на завтра планируется встреча с Ельциным. Я сказал экипажу. Мужики в один голос: он бросил нас в плену, не пойдем! Прикидываю: если в грубой форме отказать, Борис Николаевич наверняка осерчает, дядька крутой. Подошел к Виталию Игнатенко, главе ТАСС, который летал за нами в Эмираты. Объясняю: охота поскорее домой попасть, к семьям — женам да детям. Невмоготу терпеть, соскучились! Все было чистой правдой, но в глубине души я надеялся, что президент забудет про каких-то летчиков. Сразу не встретились — и ладно. Так, в принципе, и вышло.

— Как видишь, из-за техники теряешь естественные навыки.

— Мне хорошо в двадцать первом веке. И я тут не один завишу от техники.

— А ты прав! Надо всем отказаться на пару дней. Это будет командный тренинг.

— Слушай, отличная мысль!

— Разве?

— Держу пари, никто из вас не продержится ни суток без техники вообще.

— На что спорим?

— Кто первый коснётся техники, тому стирать моё бельё.

— ...

— А есть места без техники?