Николай Яковлевич Агнивцев

Смерть с Безумьем устроили складчину!

И, сменив на порфиру камзол,

В Петербург прискакавши из Гатчины,

Павел 1-ый взошел на престол.

И, Судьбою в порфиру укутанный,

Быстрым маршем в века зашагал,

Подгоняя Россию шпицрутеном,

Коронованный Богом капрал.

Смерть шепнула Безумью встревоженно:-

«Посмотри: видишь гроб золотой?

В нем Россия Монархом положена,

Со святыми Ее упокой!»

Отчего так бледны щеки девичьи

Рано вставших Великих Княжон?

Отчего тонкий рот Цесаревича

Дрожью странною так искривлен?

Отчего тяжко так опечалена

Государыня в утрешний час?

И с лица побледневшего Палена

Не отводит испуганных глаз?..

Во дворце не все свечи потушены,

Три свечи светят в гроб золотой:

В нем лежит Император задушенный!

Со святыми Его упокой!

Другие цитаты по теме

Был день и час, когда уныло

Вмешавшись в шумную толпу,

Краюшка хлеба погрозила

Александрийскому столпу!..

Как хохотали переулки,

Проспекты, улицы!... И вдруг

Пред трехкопеечною булкой

Склонился ниц Санкт-Петербург!..

И в звоне утреннего часа

Скрежещет лязг голодных плит!..

И вот от голода затрясся

Елизаветинский гранит!..

Вздохнули старые палаццо...

И, потоптавшись у колонн,

Пошел на Невский продаваться

Весь блеск прадедовских времен!..

И сразу сгорбились фасады...

И, стиснув зубы, над Невой

Восьмиэтажные громады

Стоят с протянутой рукой!..

Ах Петербург, как страшно-просто

Подходят дни твои к концу!..

— Подайте Троицкому мосту,

— Подайте Зимнему Дворцу!..

Когда тебя увижу, вдруг,

Вмиг под дрожащей пеленою

Весь старый пышный Петербург

Встает, как призрак, предо мною:

Декабрьских улиц белизна,

Нева и Каменноостровский,

И мирный говор Куприна,

И трели Лидии Липковской;

И пробка шумного «Аи»,

И Вильбушевич с Де-Лазари;

Пажи бессменные твои -

На пианино, и гитаре;

И — всех встречающий дом твой,

Где не слыхали слова: «Тише!»

И — неразрывные с тобой

Александринские афиши!..

Ты — знамя юности моей,

Тебя несу в душе доныне!..

Ты — отблеск петербургских дней

На приютившей нас чужбине!

Аy, века! Ах, где ты, где ты -

Веселый век Елизаветы,

Одетый в золото и шелк?!

Когда, в ночи, шагая левой,

Шел на свиданье, как Ромео,

К Императрице целый полк;

Когда на царском фестивале

Сержанты томно танцевали

С Императрицей менуэт...

— Любила очень веселиться

Веселая Императрица

Елисавет!

Ау, века! Ах, где ты, где ты -

Веселый век Елизаветы,

Когда на площади Сенной,

Палач в подаренной рубахе

К ногам Царицы с черной плахи

Швырнул язык Лопухиной!..

И крикнул с пьяною усмешкой:

— " Эй, ты, честной народ, не мешкай

Кому язык? Берешь, аль нет?! "

В Константинополе у турка

Валялся, порван и загажен,

«План города С.-Петербурга»

(«В квадратном дюйме — 300 сажень...»)

И вздрогнули воспоминанья,

И замер шаг, и взор мой влажен...

В моей тоске, как и на плане:

— «В квадратном дюйме — 300 сажен!..

Москва и Kиeв задрожали,

Когда Петр, в треске финских скал,

Ногой из золота и стали

Болото невское попрал...

И взвыли плети!... И в два счета -

Движеньем Царской длани — вдруг -

Из грязи невскаго болота -

Взлетел ампирный Петербург:

И до сих пор, напружив спины,

На спинах держут град старинный

Сто тысяч мертвых костяков

Безвестных русских мужиков!..

И вот теперь, через столетья,

Из под земли, припомнив плети,

Ты слышишь, Петр, как в эти дни

Тебе аукают они?..

Букет от «Эйлерса!»... Вы слышите мотив

Двух этих слов, увы, так отзвеневших скоро?..

Букет от «Эйлерса,» — того, что супротив

Многоколонного Казанского собора!..

И помню я: еще совсем не так давно, -

Ты помнишь, мой букет? — как в белом-белом зале

На тумбочке резной у старого панно

Стоял ты в хрустале на Крюковом канале?

Сверкала на окне узоров льдистых вязь,

Звенел гул санного искрящегося бега,

И падал весело декабрьский снег, кружась!

Букет от «Эйлерса» ведь не боялся снега!..

Но в три дня над Невой столетье пронеслось!

Теперь не до цветов! И от всего букета,

Как срезанная прядь от дорогих волос,

Остался лишь цветок засушенный вот этот!..

Букет от «Эйлерса» давно уже засох!..

И для меня теперь в рыдающем изгнаньи

В засушенном цветке дрожит последний вздох

Санкт-петербургских дней, растаявших в тумане!

Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня...

Поистине, в военные годы люди гибнут не только полях сражений.

Юность была из чёрно-белых полос,

Я, вот только белых не вспомнил.

Нас в набитых трамваях болтает,

Нас мотает одна маета,

Нас метро, то и дело, глотает,

Выпуская из дымного рта.

В шумных улицах, в белом порханьи

Люди ходим мы рядом с людьми,

Перемешаны наши дыханья,

Перепутаны наши следы, перепутаны наши следы.

Из карманов мы курево тянем,

Популярные песни мычим,

Задевая друг друга локтями,

Извиняемся или молчим.

По Садовым, Лебяжьим и Трубным

Каждый вроде отдельным путём,

Мы не узнанные друг другом,

Задевая друг друга идём.