— Я говорю, тебе нечего бояться.
— Ладно. Но мне страшно оказаться в аду.
— Мне тоже.
— Я говорю, тебе нечего бояться.
— Ладно. Но мне страшно оказаться в аду.
— Мне тоже.
— Вы в своём уме? О чём вы говорите?
— Время пострадать одному, чтобы спасти сотни жизней.
— Одному? А почему не двоим? Не шестерым? Может, мы общественную казнь устроим?
— Вы можете уйти, агент Хаббард.
— Слушайте, генерал, вы теряли своих людей, я своих, но вы... вы не можете сделать это. А что, если в действительности им и не нужен этот шейх, вы подумали? А? А что, если всё, чего они от нас хотели, это согнать детей на стадион, что вы и сделали? Вывести солдат на улицы и заставить американцев в испуге оглядываться. Слегка нарушить закон, подправить конституцию. Немного. Потому что если мы будем пытать его... Стоит сделать это, и всё, за что мы боролись, погибали и проливали кровь, закончится. И они победят. Они уже победили!
— Можем Самира задействовать.
— Да он свихнётся! Так нельзя.
— Да, свихнётся. Я уже свихнулся. Весь этот проклятый город свихнулся.
Испуганные люди живут в своем собственном аду. Можно сказать, они создают его сами , – но не могут ничего с этим поделать. Так уж они устроены и заслуживают за это сочувствия и сострадания.
And the perverted fear of violence,
Chokes the smile on every face,
And common sense is ringing out the bell,
This ain't no technological breakdown -
Oh no, this is the road to hell.
В перерывах между медитациями, когда я возвращался в мир, мой взгляд скользил по лицам паломников, и я, к сожалению, постоянно чувствовал, что этими людьми движут страх и надежда – страх перед возможностью оказаться в аду и надежда на то, что Господь смилуется и раскроет перед ними двери рая. Эти люди, я уверен, не знали правила жизни, сформулированного моей предшественницей на Пути, несравненной Рабийа: «Истинное служение состоит в том, чтобы не желать рая и не бояться ада».