— Я говорю, тебе нечего бояться.
— Ладно. Но мне страшно оказаться в аду.
— Мне тоже.
— Я говорю, тебе нечего бояться.
— Ладно. Но мне страшно оказаться в аду.
— Мне тоже.
— Вы в своём уме? О чём вы говорите?
— Время пострадать одному, чтобы спасти сотни жизней.
— Одному? А почему не двоим? Не шестерым? Может, мы общественную казнь устроим?
— Вы можете уйти, агент Хаббард.
— Слушайте, генерал, вы теряли своих людей, я своих, но вы... вы не можете сделать это. А что, если в действительности им и не нужен этот шейх, вы подумали? А? А что, если всё, чего они от нас хотели, это согнать детей на стадион, что вы и сделали? Вывести солдат на улицы и заставить американцев в испуге оглядываться. Слегка нарушить закон, подправить конституцию. Немного. Потому что если мы будем пытать его... Стоит сделать это, и всё, за что мы боролись, погибали и проливали кровь, закончится. И они победят. Они уже победили!
Испуганные люди живут в своем собственном аду. Можно сказать, они создают его сами , – но не могут ничего с этим поделать. Так уж они устроены и заслуживают за это сочувствия и сострадания.
— Можем Самира задействовать.
— Да он свихнётся! Так нельзя.
— Да, свихнётся. Я уже свихнулся. Весь этот проклятый город свихнулся.
And the perverted fear of violence,
Chokes the smile on every face,
And common sense is ringing out the bell,
This ain't no technological breakdown -
Oh no, this is the road to hell.
В перерывах между медитациями, когда я возвращался в мир, мой взгляд скользил по лицам паломников, и я, к сожалению, постоянно чувствовал, что этими людьми движут страх и надежда – страх перед возможностью оказаться в аду и надежда на то, что Господь смилуется и раскроет перед ними двери рая. Эти люди, я уверен, не знали правила жизни, сформулированного моей предшественницей на Пути, несравненной Рабийа: «Истинное служение состоит в том, чтобы не желать рая и не бояться ада».