Yes, it's gonna be a cold lonely summer
But I feel the emptiness.
I'll send you all my dreams every day in a letter,
Sealed with a kiss.
Я бы не смог примириться с миром, даже если б мгновения одно за другим отрывались от времени, чтобы меня поцеловать.
Один поцелуй любимого человека заменит миллионы дорог, ведущих к постелям нелюбимых.
Август пролетел как сон. Накануне первого сентября они легли спать в полночь. Бездельничавший целый месяц будильник Антуана был заведён на восемь часов. Антуан неподвижно лежал на спине, рука с зажжённой сигаретой свесилась с кровати. Начался дождь. Тяжёлые капли лениво спускались с небес и плюхались на асфальт. Антуану почему-то казалось, что дождь тёплый, а может, и солёный, как слёзы Люсиль, тихо скатывавшиеся из её глаз ему на щеку. Было бессмысленно спрашивать о причине этих слёз — что у облаков, что у Люсиль. Кончилось лето. Он знал, прошло самое прекрасное лето в их жизни.
Нет рассудительных людей в семнадцать лет!
Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.
Шумливые кафе. Кричаще-яркий свет.
Вы направляетесь под липы эспланады.
Они теперь в цвету и запахом томят.
Вам хочется дремать блаженно и лениво.
Прохладный ветерок доносит аромат
И виноградных лоз, и мюнхенского пива.
Вы замечаете сквозь ветку над собой
Обрывок голубой тряпицы с неумело
Приколотой к нему мизерною звездой,
Дрожащей, маленькой и совершенно белой.
Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин
Пьянит такая ночь... Как будто бы спросонок,
Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,
А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.
Le soleil au déclin empourprait la montagne
Et notre amour saignait comme les groseilliers
Puis étoilant ce pâle automne d'Allemagne
La nuit pleurant des lueurs mourait à nos pieds
Et notre amour ainsi se mêlait à la mort
Au loin près d'un feu chantaient des bohémiennes
Un train passait les yeux ouverts sur l'autre bord
Nous regardions longtemps les villes riveraines
Песок, я — песок пустыни,
где жажда спешит убить.
Твои губы — колодец синий,
из которого мне не пить.
Губы — колодец синий
для того, кто рождён пустыней.
Влажная точка на теле,
в мире огненном, только твоём, -
мы никогда не владели
этой вселенной вдвоём.
Тело — колодец запретный
для сожжённого зноем и жаждой любви
безответной.
Август.
Персик зарёй подсвечен,
и сквозят леденцы стрекоз.
Входит солнце в янтарный вечер
словно косточка в абрикос.
Крепкозубый, налит початок
смехом жёлтым, как летний зной.
Снова август.
И детям сладок
смуглый хлеб со спелой луной.
Ты письмо моё, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоём пути.
Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я —
В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках…
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.
Ты письмо моё, милый, не комкай,
Не плачь о заветной лжи,
Ты его в твоей бедной котомке
На самое дно положи.
... И с этого неотправленного письма начались многие беды в ее жизни... Впрочем, только ли беды? Ведь вместе с бедами незаметно подкралась и любовь — такая странная, порой похожая на ненависть, изгоняемая, истребляемая, но все равно неодолимая, опалившая душу огнем...
Cлайд с цитатой