Бороться за чистоту жанра – то же самое, что бороться за расовую чистоту.
Деление живой литературы на жанры вообще достаточно условно. Жанры перерастают один в другой, не спрашивая разрешения критиков и историков литературы. Схемы вообще хороши лишь применительно к посредственности. Писатель покрупнее непременно выйдет за их рамки.
Песня посвящается тому светлому моменту, когда никакие вооруженные силы станут наконец-то не нужны. Поскорее бы он настал. И точно этот момент не становится ближе, когда люди пишут на своих машинах и лепят на боевую технику надпись «На Берлин!». Никоим образом не ставлю под сомнение героизм наших предков, друзья. Но одно мне все-таки по-прежнему непонятно. Почему Вторая мировая война во всем мире — это «Never again» и только в России это — «Можем повторить»?
... Научная фантастика — это литература двадцатого века. Это — единственный литературный жанр, который в метафорической форме решает основную проблему нашего времени. Эта проблема состоит в ошеломляющих и стремительных переменах — слишком стремительных для обычных людей...
Меня раздражает, когда про мою музыку говорят «экспериментальная». Эксперименты в музыке — как эксперименты в хирургии. Этим только нацисты занимаются.
Быть ксенофобом, расистом стало не западло. Типа, это нормально — так думать. Сложно сказать, почему так. Люди, во-первых, просто забывают, чем чреват такой подход. Уже слишком много времени прошло, потихоньку не остаётся поколений, которые вообще помнят Великую Отечественную. Плюс ко всему, есть конкретные политические фигуры, которые своей деятельностью — сознательно или бессознательно — нагревают ситуацию. Рамзан Кадыров — это человек, который вызывает гнев, направленный в сторону чеченцев вообще, какими бы они ни были. Он своей деятельностью провоцирует межнациональную рознь, я считаю. И если уж кого по 282-й и щучить, то его, мне кажется. Потому что заявление по федеральному каналу, что деньги Аллах даёт — ну что это значит для русского человека из глубинки, когда он видит такое по ящику? Он не думает, что люди разные. Он думает, что чеченцы ох... ели. При этом мы с тобой жили в общаге РГГУ и знаем, как там себя вели дагестанцы. Но Рамзан — он же ещё и ролевая модель. Он демонстрирует, что такое поведение — нормально. Ну люди так себя и ведут.
Альтернативный рок должен быть побит палками до смерти и оставлен на мосту в качестве предостережения прохожим.
Этот жанр можно определить как «иконографию». Без икон жизнь пресна, это старая истина. Но, понимаете, поп-иконы и гей-иконы не канают на фоне настоящей кровищи. Золотые оклады тоже сильно все портят, за ними не видна судьба. Иконография – самый строгий жанр, потому что совершенно не прощает халтуры. Нельзя перебрать с пафосом, будут ржать. Нельзя беречь героя. Нельзя делать героя неуязвимым – слишком мощным, с горой мышц (это броня, она запрещена), бессмертным, с фигой в кармане, с нечеловеческим геномом, слишком интеллектуальным и всезнающим (знания – броня, она запрещена), нельзя делать героя женатым, детным, семейным (семья — броня), предельная любовь к жизни должна соседствовать с танатосом, потому что только на фоне танатоса жизнь выглядит остро, четко, поэтично. У героя не может быть грубого, тяжелого лица. Он не должен быть зрелым. Это какие-то давно забытые категории «прекрасного», о которых сейчас помнят, по-моему, только японцы. Поэтому все вменяемые люди смотрят анимэ с полуоформленными подростками, на каждом из которых Рана и Миссия. Невыносимо больно видеть потуги Голливуда с его отличным пониманием необходимости Героики («Мстители» кричат об этом своей пачкой суперменов) и полным прососом основ жанра. Нет ни одной идеи. «Человечество» Голливуда, за которое бьются последние десятилетия все красивые морды Америки – это гламурная полая форма, в которой ничего нет. Нет мотивации – спасай человечество. Человечеству совершенно пох, потому что единственная реакция, на которую оно способно – это с воплями бежать от камней с неба, дожевывая гамбургер или двигая перед собой детскую коляску. Как бы диалог со спасаемым, вообще, нужен. Спасение безразличного и невтемного объекта – это просто корпоративное развлечение, в которое посвящен лишь онанист-спасатель.
Если дождливое утро лишало их других развлечений, они, невзирая на сырость и грязь, непременно встречались и, закрывшись в комнате, читали роман. Да, да, роман, ибо я вовсе не собираюсь следовать неблагородному и неразумному обычаю, распространенному среди пишущих в этом жанре, — презрительно осуждать сочинения, ими же приумножаемые, — присоединяясь к злейшим врагам и хулителям этих сочинений и не разрешая их читать собственной героине, которая, случайно раскрыв роман, с неизменным отвращением перелистывает его бездарные страницы. Увы! если героиня одного романа не может расчитывать на покравительство героини другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты?
Cлайд с цитатой