жанр

Это просто шпионско-криминальный триллер, уже готовый, садись и пиши! По законам этого жанра все темные силы должны быть рано или поздно побеждены. Иначе это уже не триллер, а Кафка. Надо только помнить, что моя черная полоса абсурдна.

Бороться за чистоту жанра – то же самое, что бороться за расовую чистоту.

Все жанры искусства хороши, кроме скучного, но скука — не жанр.

Все жанры искусства хороши, кроме скучного, но скука — не жанр.

Накаляю тут всё добела, отправляю жар жадно в экраны,

Тут вселенная жанра вдруг рвётся, и мы вмиг выходим из жанровых рамок:

Только я, только ты, без толпы, без слов тех что руки вязали нам очень,

Мы несёмся со скоростью света в глубины основ написания строчек.

Если дождливое утро лишало их других развлечений, они, невзирая на сырость и грязь, непременно встречались и, закрывшись в комнате, читали роман. Да, да, роман, ибо я вовсе не собираюсь следовать неблагородному и неразумному обычаю, распространенному среди пишущих в этом жанре, — презрительно осуждать сочинения, ими же приумножаемые, — присоединяясь к злейшим врагам и хулителям этих сочинений и не разрешая их читать собственной героине, которая, случайно раскрыв роман, с неизменным отвращением перелистывает его бездарные страницы. Увы! если героиня одного романа не может расчитывать на покравительство героини другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты?

Этот жанр можно определить как «иконографию». Без икон жизнь пресна, это старая истина. Но, понимаете, поп-иконы и гей-иконы не канают на фоне настоящей кровищи. Золотые оклады тоже сильно все портят, за ними не видна судьба. Иконография – самый строгий жанр, потому что совершенно не прощает халтуры. Нельзя перебрать с пафосом, будут ржать. Нельзя беречь героя. Нельзя делать героя неуязвимым – слишком мощным, с горой мышц (это броня, она запрещена), бессмертным, с фигой в кармане, с нечеловеческим геномом, слишком интеллектуальным и всезнающим (знания – броня, она запрещена), нельзя делать героя женатым, детным, семейным (семья — броня), предельная любовь к жизни должна соседствовать с танатосом, потому что только на фоне танатоса жизнь выглядит остро, четко, поэтично. У героя не может быть грубого, тяжелого лица. Он не должен быть зрелым. Это какие-то давно забытые категории «прекрасного», о которых сейчас помнят, по-моему, только японцы. Поэтому все вменяемые люди смотрят анимэ с полуоформленными подростками, на каждом из которых Рана и Миссия. Невыносимо больно видеть потуги Голливуда с его отличным пониманием необходимости Героики («Мстители» кричат об этом своей пачкой суперменов) и полным прососом основ жанра. Нет ни одной идеи. «Человечество» Голливуда, за которое бьются последние десятилетия все красивые морды Америки – это гламурная полая форма, в которой ничего нет. Нет мотивации – спасай человечество. Человечеству совершенно пох, потому что единственная реакция, на которую оно способно – это с воплями бежать от камней с неба, дожевывая гамбургер или двигая перед собой детскую коляску. Как бы диалог со спасаемым, вообще, нужен. Спасение безразличного и невтемного объекта – это просто корпоративное развлечение, в которое посвящен лишь онанист-спасатель.

Мультфильм не диалог двух людей. Это разговор одного с миллионами.

Альтернативный рок должен быть побит палками до смерти и оставлен на мосту в качестве предостережения прохожим.

Меня раздражает, когда про мою музыку говорят «экспериментальная». Эксперименты в музыке — как эксперименты в хирургии. Этим только нацисты занимаются.