Лариса Владимировна Бочарова

Если бы я читала современные произведения, которые являются достоянием критики, которые оценивают по этим стихам настоящий культурный период, я могла бы сказать. Дело в том, что наша страна – не только самая читающая, но и самая графоманская страна в мире. Для того, чтобы писать стихи, не нужно ничего особенного, потому что зарифмовать «ботинок» и «полуботинок», здесь нет ничего сложного, и посчитать слоги тоже очень легко. Я абсолютно уверена, что стихи пишет подавляющее количество населения России, а возможность их печатать и быть заметными для критиков имеют единицы, и не лучшие. Это закономерное движение социума. Я не знаю, на чем оно основано, но с открытием интернета как пространства для публикации, если зайти на знаменитые порталы, можно увидеть гиганское количество поэтов и гиганское количество стихов, и проблема не в том, что они плохи, и не в том, что они упадочны, проблема в том, что у каждого времени свой ритм, свои слова, свои темы и своя мысль, которая сквозит в стихах. Невозможно писать стихи под золотой век, потому что это будет не просто вторично и банально, это будет некое воровство тем, идей и времени у прошлого, то есть все хорошо в свой срок. Невозможно писать стихи экзаметром и считать себя великим поэтом, потому что это не ты. Где твой голос, где твоя мелодия, где твои слова, где твоя тема? С этого начинается настоящее подражание. Но проблема в том, что многие гладкие, хорошо сделанные стихи глубоко подражательны и глубоко неоригинальны, и упадок начинается не там, где заканчивается культура, а там, где человек перестает искать себя.

Подвиг не может быть обыденным делом, его нельзя спланировать вместе с прибавкой к жалованию. Нельзя добиться того же, если на самом деле думать о выгоде или собственном счастье. Нельзя добиться того же, если защищаешь свою семью и своих детей, или честь своей конторы, или корпоративный дух. Ведущая идея всегда неизмеримо выше и больше этого. Нельзя долго и счастливо жить после подвига.

Я от чужих психозов впадаю в белый гнев, а потом в красную ярость, а потом, когда все уже избиты — в черную депру.

Я никогда бы не перечил жене, если б она у меня была. Пусть делает, что хочет. Если бы она мне изменяла, я пригрозил бы ей, что изменю ей с её любовником, и она останется в дурах, поскольку я круче. К тому же, мы сможем очень долго обсуждать её постельные примочки как истые мужланы — то есть прямым текстом. Пусть боится.

Я стал реалистом. Нынче все реалисты. А когда кругом одни реалисты — нет ничего легче предательства.

Брюзжу, что в книге много опечаток. Надо было хуже учиться...

Отлично помню времена развала СССР, когда героические агитки стали переосмысляться для оздоровления национального менталитета. Было много здравого, хорошо работал скепсис. Ключевой посыл: партийные рабы – глупый зазомбированный пипл, который угробил все свое здоровье на херню, на чужую дурь, на гордую позу. Пафосный героизм вреден. Надо ценить и любить себя, свое здоровье, земные радости, думать головой, потому что инвалид в 20 лет никому не нужен, в первую очередь своей стране.

Я смотрю на мою так сказать страну и понимаю, что ей не только инвалиды не нужны – еще более ей не нужны здоровые жрущие, ***ливые и пьющие кадры, которые отлично научились требовать себе «побольше жизни», но совершенно разучились оплачивать это хоть каким-то манером. Потому что перед ними нет ничего, что ценнее их собственного комфорта.

Конечной истины, выбитой в граните, нет ни у кого.

Когда до человека доходит, что лежать раздвинув ноги перед сильным — это не путь завоевания сильного, а просто смешная поза, наступает терапевтический эффект.

Хорошо погибший герой – это герой, которого не хочется воскрешать.