Входящие звонки – это насилие, тебя дергают и что-то постоянно хотят.
Лариса Владимировна Бочарова
Это процент ложки дёгтя в бочке мёда. То есть состав этого дёгтя определяет качество всей продукции.
Люди защищаются от остроты бытия. «Живите без боли» — это не девиз медицины, это девиз психологии. Если совесть болит – надо принять меры, свалить вину на товарища, напиться, слить печальку друзьям или посмотреть сериал. Все проходит. Иногда совсем.
Мой культурный герой поет. Может быть, он поет про себя, но он совершенно точно музыкален. Он превращается в световой поток, потому что у света и музыки единая природа. Я знаю, Христос пел, когда его сняли с креста. Теперь все мессы и литургии — оперы для голоса и хора. Молитва создана для пения, а не для декламации. Когда я молюсь для бога, а не для падре, я пою со словами или без них, как слагается ход высказывания. Любое чувство адекватнее всего выразить музыкой. Когда больно — надо петь, когда радостно — надо петь, надо петь перед смертью. Вместе со звуками твоя душа отлетит к ангельским хорам.
Я не верю, что люди — животные, и что они приручаются или нуждаются в пастухе. Есть единственный вид ответственности за чужую душу: когда ты — священник для этого конкретного мирянина, его духовный наставник, и ведёшь его к Богу, потому что ты поклялся довести. К несчастью, в наши дни это схема секты или некачественных психологических тренингов, где количество паствы усиливает мощь Лидера.
Если в книге или фильме есть хоть один фанатик – я полюблю именно его. Все остальные – это декорация, бытовой исторический фон, белый шум.
На самом деле поэт — это человек, который никогда не будет совершать простых, человеческих, рациональных поступков. От поэта невозможно принять человеческий поступок. Невозможен поэт, сидящий у телевизора с вытянутыми коленками. Ты не веришь ему, как поэту. Невозможно верить тем поэтам, которые на службе у государства слагают государственные оды. Невозможно верить автору российского гимна как поэту. Это не поэт. Поэт — это бунтарь, который размазывает, буквально топчет свое сердце, бросает его в пыль только для того, чтобы остаться самим собой. Поэт никогда не может себя хранить, поэт — это тот, кто себя расточает.
У меня были бы карие глаза и очень тёмные волосы — это тоже гены. Разумеется, хотя бы один раз я выкрасил бы их перекисью — а потом внимательно слушал, кто и когда меня назовёт педиком. Если это будет амбал — я дам ему в морду. А если интеллигент — вгоню в краску двусмысленным предложением, желательно прилюдно. Чтоб было неповадно.