Александр Пархоменко

Пусть летят и кружат

Пожелтевшие листья берёзы...

И одна я грущу,

Приходи и меня пожалей!

Ты ушёл от меня,

И текут мои горькие слёзы...

Я живу в темноте,

Без живительных солнца лучей!

Старый сад потемнел

Под холодною этой луною.

Горьких слёз осушить

Ты уже не придёшь никогда...

Сколько грёз и надежд

Ты разрушил холодной рукою,

Ты ушёл от меня,

Ты ушёл от меня навсегда.

0.00

Другие цитаты по теме

Долгий дождь, пора осенней скуки,

Что-то нам не удалось понять,

И одну любовь на две разлуки

Мы с тобой решили поменять.

Скажите ей, что я ушёл,

И что не смог её дождаться.

Лишь октября зажёг костёр,

Чтобы хоть как-то попрощаться.

Кто бы видел, как мы с ней прощались.

На её лице

кипели слезы.

На вокзале дискантом кричали

маленькие

злые паровозы.

Шла узкоколейная дорога

к берегу песчаному разлуки.

Вы меня касались так немного,

жалобно протянутые руки.

Всколыхнулись шрамами царапин,

я их знаю,

это наши шрамы.

... Я стою, оставленный,

на трапе,

молча счастья взвешиваю граммы!

Мало!

Как цветов на Антарктиде...

Женщина уходит при народе,

женщина уходит,

посмотрите...

Женщина уходит

и уходит.

«Да, да, да...» — извиваясь в излуке,

нам шептала вода.

«Да, да, да...» — там не будет разлуки,

где любовь навсегда.

«Да, да, да...» Рвать живое на части -

нету боли больней.

Уходило в песок мое счастье

вместе с жизнью твоей.

«Да, да, да...» Разбивается оземь

дождевая вода.

Ты ведь слышишь, о чём эта осень

плачет, милая? Да?

Когда мой прекрасный принц поменял меня на какую-то девушку в толстых некрасивых очках, я целые дни, вся в слезах, кружила по городу не останавливаясь. Остановиться значило немедленно заплакать. И только когда я быстро шла, почти бежала, на пределе дыхания, тогда только и не плакала. Я носилась «с ветерком», и прохожие не успевали разглядеть моего перекошенного лица, лишь сквозняком их обдувало. Но стыда не было. Было много печали, которая медленно уходила со слезами (ночью), с усталостью и молчанием (днем). Со словами все просто – говорить не о нем я не могла, а говорить о нём и не плакать я не могла тоже.

— Срочно

Прошу, не глядите! — Взгляд. —

(Вот-вот уже хлынут градом!

Ну как их загнать назад

В глаза?!) — Говорю, не надо

Глядеть!!!

Внятно и громко,

Взгляд в вышину:

— Милый, уйдемте,

Плакать начну!

Как странно расставаться навсегда!

Держать в руке тебе родную руку,

И сознавать, что без следа

Утратишь всё: и эту муку,

И этот час, и свет вот этих глаз…

Как страшно просто всё в последний раз!

Как тяжко, как легко постичь разлуку,

Как странно расставаться навсегда...

Я всё ещё иду за тобой,

Я всё ещё жду и надеюсь,

Солнцем над твоей головой

Я, увы не согреюсь.

Ты говоришь мне: не жди.

Ты не нуждаешься в лунах.

Жалко, но что же, иди…

Звучи теперь новыми струнами.

Поезд на Ленинград.

Нас разлучит с тобою.

Глаза свои закрою.

Я не смирюсь с судьбою.

Пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на «да-да, вот здесь и ниже»,

Я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет

меня повсюду, до куда только достанет. И день утекает, словно сквозь пальцы жидкость,

И я забываю, когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.

Пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре,

Я пробираюсь по горной тропинке в воздух и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь.

Я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит,

Я перемыла все, что нашлось в квартире и не разбила, хотя подмывало бросить.

Пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки,

Я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных.

Я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы,

Я поняла, что я все могу. И надо же! Даже вернуться, видишь, не попросила.