We're all just dust in the wind.
We are trapped in our memories.
All alone on the battle field.
You should know, that I forgive.
No matter what they say,
No matter what they do,
You should know that I forgive,
You should know that I love you.
We're all just dust in the wind.
We are trapped in our memories.
All alone on the battle field.
You should know, that I forgive.
No matter what they say,
No matter what they do,
You should know that I forgive,
You should know that I love you.
... если мы не будем прощать тех, кого любим, что нам останется? Что есть любовь, если не любить наших любимых, даже когда они этого не заслуживают?
Всё закончится: боль и страх,
это чувство, рвущее душу,
будто пламенем от костра
обжигающее виски.
И сомнения, и пустота —
всё твоё и тебя не разрушит.
Ты пройдёшь через это сама,
не держись за него, отпусти.
Он пройдёт. Как ночная гроза.
В предрассветном растает тумане.
Но запомнятся эти глаза —
голубые, как в море прибой.
Он пройдёт. Он не против, не за,
не с тобой, не в тебе… Он обманет
сам себя, сам себе отказав
в тихом счастье быть рядом с тобой.
Когда тебе плохо и всё вокруг видится в чёрном цвете, когда у тебя нет будущего и тебе нечего терять, когда каждый миг давит на тебя... Всем своим весом. Невыносимо. И дыхание твоё прерывисто. И ты хочешь во что бы то ни стало избавиться от этой тяжести. Любым способом. Пусть самым простым, самым трусливым, лишь бы снова не откладывать на завтра эту мысль: её нет. Её больше нет. И тогда тебе тоже больше не хочется быть. Хочется исчезнуть.
Когда-нибудь мне пригодится вновь,
Всё, что тебе так жутко надоело.
В моей душе распустится любовь
И нежность, равнодушию на смену.
В безумном гомоне навязанных идей,
Во тьме бездушной, ядовитой жалости
У разочарований есть предел -
И рано или поздно нужно справиться.
Как узнать, что на сердце у тебя, родной?
Милый мой, сказкою
Превратились наши дни с тобой,
И полюбила...
Целовал каждый вечер мои рученьки,
Говорил: «Я с тобой не разлей вода!»
Больно мне помнить...
Это как падать с ладоней небес. Покорным снегом, не помня о своем прошлом, не ведая о будущем. Падать в объятия настоящего, целиком доверившись ему. И тихо умереть, коснувшись земли, чистым нетронутым созданием, не успевшим познать ни любви, ни разочарования.
Это как ночной разговор, за плотно закрытыми дверьми, чтобы не разбудить ребенка. Холодный и горький, словно остывший кофе на столике.
— Уходи…
— Я не могу! Слышишь? Я не смогу без тебя.
— Сможешь. Ты сильная.
— Я хочу остаться с тобой.
— Между нами все кончено.
— Какое ты имеешь право решать за нас?
— Я больше не люблю тебя. Вот и все право.
Это как душа маяка, заточенная в кандалах ревнивого морского божества и необъяснимо влекущая тебя. Ты постоянно ищешь ее свет в своих туманных сновидениях и бесконечных странствиях. Душа, которую невозможно спасти с берега. Лишь только выйдя в шторм, рискуя жизнью и свободой, простившись с самыми дорогими привязанностями и воспоминаниями…
Однажды вы встретитесь с ней. Ты найдешь свою душу, а она – долгожданную пристань.
Воспоминания о тебе нахлынули очень неожиданно. вспоминая все связанное с тобой, я начала плакать. мне очень грустно, грустно из за того, что у нас разные судьбы и пути. и ты меня уже не успокоишь как раньше обняв и поцеловав в лоб. сегодня я слушала музыку, и проходя мимо скамеек, вспоминала нас с тобой, как ты меня обнимал, и когда было холодно, давал мне свою куртку. или как ты согревал мои холодные ладони.. ты был лучшим человеком.. и такой теплоты я не встречала не в ком, кроме тебя.
Горько сожалею о том, что никогда не увижу её с этим лицом, с которым она будет продолжать жить без меня, которое я никогда больше не поцелую, которое будет принадлежать миру, и я не узнаю его и в нём я буду только воспоминанием.
На вопрос Джонатана, зачем он сюда вернулся, О'Малли ответил, пожав плечами:
— Это место, где я чувствую себя ближе всего к ней. У мест тоже есть память, мистер Гарднер.
— Да что с тобой, Гордей? Что ты такой унылый? Со свадьбой все расстроилось?
— Какая свадьба?! На ком вы все меня тут жените? На этой вон дамочке, которая все танцует и смеется?
— Что ты? Что с тобой, Гордей?
— Эх, Марко, ты же помнишь, как я страдал до войны, как я мучился. И вот старое опять вернулась. А чем мне отвечают на сегодняшний день? Чем? Хомут одела! Стыд, позор и насмешка! Птичницы ее там, курятницы всякие песенки про меня сочиняют. При районном руководстве, при самом Денисе Степановиче, ишаком обозвала! И все насмешки, хихоньки да хахоньки.
— И ты стерпел, Гордей, ты стерпел?
— А что я могу? Ведь она женщина. И опять же в сердце старое вернулось.