А может, потому, что мы всегда думаем, будто наша боль — единственная и неповторимая, как и все, что происходит с нами. Никто не может любить, как я, никто не страдает, как я. Вот эта боль — «ты не поймёшь, ведь тебе не больно».
Федерико Моччиа
Она едет в школу, а он не ложился с прошлой ночи. День как день. Но на светофоре они останавливаются бок о бок. И день уже не будет похож на другие.
В поцелуе — все. Поцелуй — это правда о человеке. Без всяких стилистических упражнений, без лишних слов, без умничания.
В поцелуе — все. Поцелуй — это правда о человеке. Без всяких стилистических упражнений, без лишних слов, без умничания.
Нет ничего плохого в том, что у тебя есть желания. Или это тоже считается грехом перед обществом?
— Что ты?
— Мне страшно.
— Почему?
— Я боюсь, что больше никогда не буду так счастлива...
— Кажется, что можно достать до неба.
— Нет, даже не так.
— Как же тогда?
— Выше. Три метра над небом.
Мой отец сравнивает жизнь общества с воронкой. Сначала мы свободно двигаемся в широкой части, ни о чем не думая, без особых обязанностей, не рассуждая, но потом, когда нас заносит в воронку, в более узкую ее часть, тогда надо двигаться только в одном направлении, стенки давят на нас, а назад дороги нет, и ты толкаешься среди других, и они толкаются, и надо ждать своей очереди, все по порядку!