Знаете, когда тебя избивают за твоих друзей и отвозят в старую больничку, ты надеешься, что они приедут, когда ты им звонишь.
Юность была из чёрно-белых полос,
Я, вот только белых не вспомнил.
Знаете, когда тебя избивают за твоих друзей и отвозят в старую больничку, ты надеешься, что они приедут, когда ты им звонишь.
Юность была из чёрно-белых полос,
Я, вот только белых не вспомнил.
Я готова избавится от этого креста, наливающего свинцом мое молчаливое сердце, без дальних слов. И всё равно, что будет после. Если вообще будет.
Страдание — это путь истины.
После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к разрушению России. Да, если вы станете, захлёбываясь в восторге, цитировать на каждом шагу гнусные типы и прибауточки Щедрина и ругать каждого служащего человека на Руси, в родине, — да и всей ей предрекать провал и проклятие на каждом месте и в каждом часе, то вас тогда назовут «идеалистом-писателем», который пишет «кровью сердца и соком нервов»... Что делать в этом бедламе, как не... скрестив руки — смотреть и ждать.
С утра работа. Вечером диван и выключенный черный телевизор.
— Я всегда любил свою дочку. Дал ей все, что мог.
— Кроме внимания.
Кто подошла ко мне так резко
И так незаметно?
Это моя смерть!
Кто ложится на меня
И давит мне на грудь?
Это моя смерть!
Кто носит черный галстук
И черные перчатки?
Это моя смерть!
Кто подверг меня беспамятству
И ничегоневиденью?
Это моя смерть!
Разбитое сердце хоть и болит долго, гораздо дольше, чем сломанная рука, но срастается гораздо, гораздо быстрее.
Прожить так много, но помнить так мало… Может, я должен быть благодарен?
После этого всё трагически улетучится и появится возможность видеть лишь чудесное…
Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.