Слепа человеческая вера в чудо, слепа, наивна и дремуча. Но пока толпы фанатично настроенных, от скуки сходящих с ума людей складывают консервы в пыльные чуланы, чудо всё же происходит. Оно в этом бледном небе, в хищно изогнувшихся чёрных ветвях обнажённых деревьев, оно в этих сонных птицах, оно в головокружительном танце снега за окном. Оно в этих смешных людях, оно в нас с тобой. Оно везде.
Такое ощущение, что во всех предсказаниях конца света — надежда. Вдруг все же закончится, вроде пора уже, сколько можно? Надежда и страх. Заканчивайся уже, только скажи мне, что будет со мной, когда ты закончишься. В этот момент встают в полный рост разношерстные верования и религии, обещая испуганному человеку: «Ты будешь, ты продолжишься, ты не исчезнешь!». И люди хватаются за это обещание как за спасательный круг.
Мы хотим, чтобы нас любили, мы хотим, чтобы нас ценили, мы хотим, чтобы нас признавали. За красоту, мудрость, доброту, романтичность, оригинальность, талантливость, щедрость, чувственность, сексуальность, логичность, любовь, нежность, честь, за все те ценности, которые мы любим находить в себе. Жизнь как гимн личности, смысл её, как самовыражение. И если кто-то отказывается увидеть в нас ту самую жемчужину, в которую мы свято верим, возникают мифы о непонимании. И в этом пути каждый достигает цели своим путём. Кто-то, из неспособных выявить в себе свои таланты, возможности и амбиции, отмахивается философией невмешательства, нежелания иметь что-то общее с людьми, выбирая тихую, спокойную, зачастую одинокую и несчастную жизнь, пока не находится тот единственный, кто разглядит всю глубину внутреннего мира, тем самым создав любовь на всю жизнь. Другие начинают искать изъяны в других, пытаясь доказать глупость, ущербность, убожество себе подобных, тем самым возвеличиваясь в собственных глазах и глазах тех, кто по наивности, по латентной ведомости доверился им, но я не хотел бы жить в том изуродованном мире, который они создают вокруг себя. Третьи ставят цели и добиваются их, намечают себе вершины и достигают небес, находят примеры людей, превосходя которых, меняют мир. Эти люди создают историю и двигают вперед человеческий прогресс. И безусловно, впрочем, как и всегда, каждый сам выбирает свой путь.
Понимаешь, мы срослись душами. Я сижу на балконе между распахнутых окон, всматриваюсь в осень и кутаюсь в твой свитер. Я курю, а рядом с моей пепельницей валяются твои бумаги. Я открываю свой ноут и закрываю твои вкладки, я моюсь твоим шампунем, я хожу в твоих носках, когда я остаюсь один, я оглядываюсь через плечо, мне чудится твой смех... Понимаешь, мы проросли друг в друга. Вещами, словами, мыслями, чувствами, делами, телами... Я говорю не о любви, это что-то другое, повседневное, почти не заметное, очень важное. Ты уже не задумываясь угадываешь меня в толпе, в том, что я только собираюсь сказать, во всей жизни, а я интуитивно обнимаю твои плечи, без конкретной цели, просто так, ведь иначе уже нельзя... Твои губы пахнут мной, твоя кожа пахнет недавним сексом, в твоих глазах отражаюсь я... и я шалею от этого, и в крови шарашит животная страсть, доводя до утробного рычания: мы срослись душами. И что-то еще, трогательное, ласковое, щемящее, легкое и надрывное... Понимаешь?
– Когда? Я бы сказала – если…
– Есть вещи, в которых нельзя сомневаться.
– Да-а, мне бы твою уверенность, малышка… пару тысячелетий назад.
– Не уверенность, а веру. В этом мире слишком много чудес, чтобы их игнорировать!
Ведь чтобы оставаться детским автором, нужно не только уметь быть ребёнком и видеть мир светлым, пронизанным чудесами волшебным царством, нужно уметь хранить в своём сердце неисчерпаемые запасы доброты, россыпь золотых смешинок, самую настоящую радость и очень мудрую любовь. И не терять их никогда, сталкиваясь с бедами, учась терять, встречая боль и горе открытой настежь грудью, в которой всё равно остаётся тепло, в которой звучат свирелями детские голоса, в которой светит маленькое, но самое настоящее солнце.
Завтра будет новый день. Завтра взойдёт солнце. Большое, яркое, для всех. И всё будет хорошо, и мы наконец поймём, что счастье всегда было с нами, просто боль мы любили сильнее, замечали чаще. И что те люди, которых мы так отчаянно искали, теряя себя, стояли рядом и обнимали за плечи, молча и понимающее улыбаясь всем метаморфозам души. И что любые стихи красивы только тогда, когда жива твоя душа и сердце вдыхает любовь в мёртвые по сути слова. И что солнце восходит каждый день и это — величайшее чудо, данное нам. И я люблю тебя. И я с тобой.
Люди в большинстве своем религиозны. Ведь не так важно, испытываешь ли ты благоговейный трепет перед ликом иконы или плюешь в нее, полубезумно смеясь и бросая вызов небу, ты веришь. Отчаянно веришь в бога. Можно исступленно молится, можно переворачивать распятие и всем телом бросаться в сатанизм, в любом случае это лишь разные формы веры. Но веры непререкаемой. Атеизм начинается в равнодушии. В тот момент, когда в иконе ты начинаешь видеть довольно узкую форму живописи, в церквях и храмах — архитектурное наследие определенных времен, отражение менталитета верующих людей. Когда ты не говоришь: «мне плохо в церквушках», «меня трясет и тошнит от библии», «крестик на шее пытается меня удушить», а когда тебе все равно, когда библия — это книга, внесшая огромный вклад в историю, когда крест — атрибутика и больше ничего, а священники — просто люди, выбравшие для себя именно эту профессию, не хуже и не лучше других людей.
Если человек уперто не верит, то ты при всей своей гениальности его не убежишь, и даже явленные чудеса могут послужить тут в осуждение.
Мы не из тех, кто стремится к новому повороту. Мы из тех, кто создает их собственной жизнью.
Cлайд с цитатой