Хорошенько полистав страницы, каждый мог найти свою болезнь. Моя называлась «тоска по Японии» — именно таково точное определение слова «ностальгия».
Поймете ль вы, чужие страны,
Меня в безумии моем?..
Ведь это Юность из тумана
Мне машет белым рукавом!..
Последним шепотом привита,
От Петербурга лишь одна
Осталась мне — всего лишь эта
Коробка спичек Лапшина...
Вместо люблю тебя, Сосэки Нацумэ сказал: Луна прекрасна.
Той ночью я вспомнил о нем...
Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, пристала как серебо морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?
— Почему твои соотечественники [японцы] так дружно сбиваются в кучу за границей?
— Им нравится смотреть на людей, непохожих на них самих, и в то же время чувствовать себя среди своих.
Настоящее хокку должно быть простым, как овсянка, и давать яркую картинку реальных предметов, например, вот это, наверно, самое гениальное из всех: «По веранде скачет воробей с мокрыми лапками». Это Шики. Так и видишь мокрые следы воробьиных лапок, и при этом в нескольких словах заключено все, и дождь, который шел целый день, и даже запах сосен.
Японцам в большей степени, чем другим народам, свойственно что-то делать только потому, что так принято.
Родимый город, ты пахнешь кофе,
резедой пряной и чуть мечтой,
слегка хмелеешь от философий,
а в бури крепко стоишь стеной.
Твою гордыню умерить трудно
и силу воли нельзя сломить,
любовь даруешь ты обоюдно,
на память страстью сплетая нить.
Подходишь к жизни порой игриво,
но мудро скрашиваешь судьбу,
ты ночью тайна, а днем ты диво,
и я безумно тебя люблю.
Если и есть за что восхищаться японкой, а не восхищаться ею невозможно, то за то, что она до сих пор не покончила с собой. С самого раннего детства на ее мозг по капле накладывают гипс: «Если ты к 25 годам не вышла замуж, стыдись», «если ты смеешься, никто не назовет тебя изысканной», «если твое лицо выражает какое-либо чувство, ты вульгарна», «если на твоем теле есть хоть один волосок, ты непристойна», «если молодой человек целует тебя в щеку на людях, ты шлюха», «если ты ешь с удовольствием, ты свинья», «если любишь поспать, ты корова», и т. д.
Эти наставления могли бы показаться смешными, если бы они не владели умами.
(Но уж если мы восхищаемся японкой, то в первую очередь должны восхищаться тем, что она еще не покончила с собой. С самого раннего детства в японке убивают все, что в ней есть лучшего. С утра до вечера ей вдалбливают наиглавнейшие жизненные истины: «Если к двадцати пяти годам ты не выйдешь замуж, то покроешь себя позором; если ты смеешься, тебе не стать изысканной женщиной; если твое лицо выражает какие-либо чувства, значит, ты вульгарна; если признаешься, что у тебя растет хотя бы один волосок на теле, ты непристойна; если молодой человек поцелует тебя в щеку на людях, значит, ты шлюха; если ешь с удовольствием, ты свинья; если спишь с удовольствием, ты корова» и т. д.
Эти заповеди могут показаться смешными, но здесь их воспринимают слишком серьезно.
Я хотел стать багряным осенним листом,
Чтобы ветра порыв подхватил бы меня,
И, подняв над лесами, над снежным хребтом,
На родной стороне опустил бы меня...
Если тебя люди спросят про сердце сынов Японии,
то скажи им: это цветы горной вишни,
благоухающие навстречу
утреннему солнцу.
Cлайд с цитатой