— Он почти всемогущ.
— Всемогущ?
— Милота-а. ПОЧТИ всемогущ. Кастиэль умер, насовсем. И все из-за тебя.
— Он почти всемогущ.
— Всемогущ?
— Милота-а. ПОЧТИ всемогущ. Кастиэль умер, насовсем. И все из-за тебя.
Я понимаю. Это была твоя история. Знаешь, у меня тоже такая есть. Истории, которые заставляют нас жить дальше. Но они ослепляют нас. Заводят нас в такую тьму, где можно избить хорошего человека просто ради прикола. Люди, которые любят меня, вытащили меня из этого мрака. Коул, коснёшься этой тьмы, и она уже не отпустит тебя. Правда в том, что меня уже не спасти. Я знаю, как закончится моя история. На лезвии ножа... или от пули. Вопрос в том, сегодня ли? От этого ли пистолета?
— Ты, что же, готов пожертвовать собой, да?
— Да. Да, чёрт возьми.
— Этого не будет, пока я рядом.
— Господи, что ты городишь, Дин! Мы ищем эту тварь всю жизнь, нас больше ничего не волновало.
— Сэм, я хочу убить его, клянусь, слышишь? Но не умереть при этом!
— Что?
— Ты слышал! Если смерть демона означает твою гибель, надеюсь мы не найдём его никогда!
— Скажешь что-нибудь?
— Я... что сказать?
— Ну да... Спасибо. Мы говорим спасибо. Говорим, что они там, где нет грусти, боли, что они в лучшем мире. Мы говорим «прощай».
— Прощай, Кас... Прощай, Келли. Прощай, Кроули. Прощай, мама.
Знаешь, в детстве, тебе было лет пять, ты начал задавать вопросы «Почему у нас нет мамы? Почему мы вечно переезжаем? Где папа?». А он вечно исчезал на несколько дней. Помню, я умолял «Не спрашивай, Сэмми, тебе лучше не знать». Я хотел, чтобы твоё детство продлилось бы чуть больше. Я пытался защитить тебя, сберечь. Папе говорить было бесполезно. Я отвечал за тебя, понимаешь? У меня была работа, эта работа. И я завалил её, схалтурил. Прости меня за это. Наверное, моя судьба — подводить любимых людей. Я подвёл отца, а теперь, выходит и тебя тоже подведу, да? Как же так? Как мне дальше с этим жить? Что мне теперь делать? Сэмми, что мне теперь делать? Что мне теперь делать?!
— Ты продал душу. Дин, скажи правду.
— ...
— Сколько у тебя?
— Год... Один год. Только не сердись. Я был должен. Должен оберегать тебя. Моя работа...
— А в чем моя работа?
— Что?
— Ты оберегаешь меня, спасаешь мне жизнь, жертвуешь всем снова и снова, и я не поступил бы также ради тебя? Ты мой старший брат, я ради тебя пойду на всё. Чего бы мне не стоило, я не дам тебе сгинуть. Моя очередь выручать тебя.
— Больно.
— Иногда в жизни бывает больно. А ты будь мужиком и терпи.
— Да... Я понял. Боль — это часть человеческой жизни, а принятие ее — это признак зрелости.
— Ты идиот! Душу продал. За Сэма, да? Сколько тебе дали?
— Бобби...
— Сколько?!
— Год.
— Да что с вами, Винчестеры? Ты, твой отец, да неймется вам исчезнуть в преисподней!
— Вот именно, папа вернул меня назад, мне быть-то здесь не положено. А так хоть какая-то польза выйдет, и жизнь будет не напрасной.
— Что?! А раньше была напрасной? Такого ты о себе мнения? Такие у тебя тараканы в башке?!
— Я не мог дать ему умереть. Не мог. Он мой брат.
— А что твой брат почувствует, узнав, что тебя ждёт ад? Что испытывал ты, узнав про своего отца?
— Не говори ему. Со мной делай, что хочешь, но ему не говори. Не надо.
Сэм, я все сделаю, я все устрою, это же моя работа — присматривать за противным младшим братцем. Сэм, Сэм!
— Им нужно самую малость. Лишь слегка подтолкнуть. Ох, Америка, ты только и можешь жрать до отвала. Потреблять, потреблять. Рой саранчи в облегающих брюках. И вам не суждено насытиться, ибо голод мучает не только ваши бренные тела, но и ваши души.
— Трогательная история, вот только не про меня.
— Да. Я заметил. А ты не задавался вопросом, почему ты не подвержен моему влиянию?
— Ну, хотелось бы верить, что это всё благодаря моей железной воле.
— У тебя внутри лишь беспросветная тьма. Там пустота, Дин. И ты не можешь ничем ее заполнить, ни едой, ни выпивкой. Ни даже сексом.
— Пошёл ты в жопу!
— Можешь сколько угодно острить, паясничать, врать брату и себе, но меня не обманешь. Я вижу тебя насквозь, Дин. Я прекрасно вижу, что ты сломлен... потерял надежду. Ты понимаешь, что тебе не победить, но все равно рвешься в бой. Продолжаешь барахтаться по инерции. Ты не голоден, Дин, потому что внутри ты уже мёртв.