А тепер вона з іншим шукає
Ту штуку, що буде їх вчити літати,
А пам'ять вперто ніяк не стирає
Попереднього юзера файли.
А теперь она с другим ищет
Ту штуку, что будет их учить летать,
А память упорно никак стирает
Предыдущего юзера файлы.
А тепер вона з іншим шукає
Ту штуку, що буде їх вчити літати,
А пам'ять вперто ніяк не стирає
Попереднього юзера файли.
А теперь она с другим ищет
Ту штуку, что будет их учить летать,
А память упорно никак стирает
Предыдущего юзера файлы.
Дешёвое пиво и сухое вино,
Счастливыми делали нас людьми,
И словно чудо польское радио,
Нам открывало неведомый мир.
И все мы жили, как во сне,
В котором будем молоды,
Остался этот лишь альбом,
И дымом стали те мечты.
Дешеве пиво і сухе вино,
Робили нас щасливими людьми,
І ніби чудо польське радіо,
Нам відкривало той незнаний світ.
Ми жили всі так ніби, то був сон
І можна бути вічно молодим,
А залишився тільки цей альбом,
А мрії розлетілися, як дим.
Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.
После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к разрушению России. Да, если вы станете, захлёбываясь в восторге, цитировать на каждом шагу гнусные типы и прибауточки Щедрина и ругать каждого служащего человека на Руси, в родине, — да и всей ей предрекать провал и проклятие на каждом месте и в каждом часе, то вас тогда назовут «идеалистом-писателем», который пишет «кровью сердца и соком нервов»... Что делать в этом бедламе, как не... скрестив руки — смотреть и ждать.
Я одна живу отлично,
Все нормально в жизни личной,
И почти что не жалею,
Что не я твоя жена.
У меня свои заботы,
Плачу только по субботам.
И еще по воскресеньям.
И еще, когда одна.
перед тем, как меня не станет.
перед тем, как меня не станет — по берегу бы пройти,
обнимая руками море, избавляясь от памяти.
умываясь холодной солью, из дурмана скрутить петлю.
мне так долго хотелось на волю. помоги мне, я мало сплю.
перед тем, как меня не станет — не ругай меня, отпусти
мне не нужно тревожных прощаний, и ни в горе, ни в радости.
мне не нужно твоих обещаний. обещают всегда от боли.
я не знаю, как это случится: может, радостно, может, с воем.
перед тем, как меня не станет, не пройдет и трети зимы,
не хотелось бы пошлой драмы, не хотелось бы линий прямых,
не хотелось бы мессы органной, каждый звук — это сильный шок.
перед тем, как меня не станет, ты увидишь, что всё хорошо.
Кто подошла ко мне так резко
И так незаметно?
Это моя смерть!
Кто ложится на меня
И давит мне на грудь?
Это моя смерть!
Кто носит черный галстук
И черные перчатки?
Это моя смерть!
Кто подверг меня беспамятству
И ничегоневиденью?
Это моя смерть!