А тепер вона з іншим шукає
Ту штуку, що буде їх вчити літати,
А пам'ять вперто ніяк не стирає
Попереднього юзера файли.
А теперь она с другим ищет
Ту штуку, что будет их учить летать,
А память упорно никак стирает
Предыдущего юзера файлы.
А тепер вона з іншим шукає
Ту штуку, що буде їх вчити літати,
А пам'ять вперто ніяк не стирає
Попереднього юзера файли.
А теперь она с другим ищет
Ту штуку, что будет их учить летать,
А память упорно никак стирает
Предыдущего юзера файлы.
Дешёвое пиво и сухое вино,
Счастливыми делали нас людьми,
И словно чудо польское радио,
Нам открывало неведомый мир.
И все мы жили, как во сне,
В котором будем молоды,
Остался этот лишь альбом,
И дымом стали те мечты.
Дешеве пиво і сухе вино,
Робили нас щасливими людьми,
І ніби чудо польське радіо,
Нам відкривало той незнаний світ.
Ми жили всі так ніби, то був сон
І можна бути вічно молодим,
А залишився тільки цей альбом,
А мрії розлетілися, як дим.
Где ложь, где правда — не пойму,
В кого же верить и чему?..
В висках стучит, душа болит...
А сердце? Нет... оно молчит...
Молчит и ждёт, как лес дождя,
Из жизни, будто уходя,
Устало замерло и ждёт...
А жизнь бежит, а жизнь течёт,
Всё меньше оставляя мне
Надежд о будущей весне,
О счастье, дышащем теплом,
Любовью, светом и добром...
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Человек может быть одинок, несмотря на любовь многих, если никто не считает его самым любимым.
Прошло десять лет. Начинаешь забывать то, что следует помнить. И никак не можешь забыть то, чего не стоит вспоминать. Сила всегда была на нашей стороне, но теперь это не так. Всё, что у нас есть, — это мы сами. Мы — Призраки, сражающиеся за то, чего не убить. Солдаты сражаются с врагами. Призраки же — охотятся. Мы — всё, что у нас осталось.
Да и кто же принадлежит друг другу? И что такое вообще принадлежать друг другу? В этом слове нет ничего, кроме жалкой, безнадежной иллюзии честного бюргера!
Так речной человек вновь не получил ответа на главный вопрос своей жизни. Он, строго говоря, вообще ничего в ней не понял. И впоследствии умер.
Сегодня всем хочется разрушать мифы – я нахожу это глупым и вульгарным. Куда легче развенчать легенду, чем ее создать, – и что же, интересно, выиграют, развенчав ее? Зато я знаю, что теряют.