Порнография — это литературная проституция; она не просто удовлетворяет эротическое влечение, но еще и обесценивает его.
0.00
Порнография — это свидетельство бессилия обычного кино, не способного показать любовную сцену.
Карел Чапек
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатойМне известны причины революции в Мексике, но я ничего не знаю о причинах ссоры у ближайшего соседа. Это свойство современного человека называется космополитизмом и вырабатывается в результате чтения газет.
Что мне «чернуха»? -
Видела чернее.
Что мне «порнуха»? -
Знаю всё давно.
Пусть мальчик,
То краснея,
То бледнея
Глядит на это
Скверное кино.
И только жаль,
Что, может, не оценит
Он,
Выпив вседозволенности яд,
Как может
Обжигать прикосновенье,
Какую власть
Порой имеет взгляд...
Саранча — стихийное бедствие, хотя в одиночку она совсем не страшна. То же самое с дураками.
Я не старая дева, которая начинает креститься при слове «насилие»; должен признаться, что иногда я бы охотно отколотил человека, который утверждает ерунду или просто лжет; это не получается, потому что или у меня сил не хватает, или он слишком слаб, чтобы защищаться. Как видите, я не драчун, но если бы буржуи провозгласили, что будут вешать пролетариев, я бы тут же собрался и побежал на помощь тому, кого ведут на виселицу.
Порнофильмы ужасны сами по себе. Типичный порнофильм изначально глуп — какие-то совершенно неприятные люди занимаются исключительно удовлетворением своей животной похоти. Где же фильмы, проникнутые нежностью, чувственностью, игривой и возбуждающей страстью, фильмы, в которых люди общаются, испытывают друг к другу возвышенные чувства? Фильмы, которые могли бы научить подростков любить?
Обычно говорят, что бедняку нечего терять; да ведь как раз наоборот: в любом случае бедняк рискует больше всех, потому что, если он что-то потеряет, так это будет последняя корка хлеба; с коркой хлеба нищего не экспериментируют. И самый ненадежный кров не у богачей, а у бедняков: попробуйте тряхнуть мир, и вы увидите, кого прежде всего засыплет земля.
Современному миру не требуется ненависть, ему нужна добрая воля, нужны согласие, сотрудничество и гораздо более добросердечный моральный климат; я думаю, что даже немного самой обычной любви и сердечности способны еще творить чудеса. Я защищаю современный мир не потому, что это мир богачей, а потому, что это ведь и мир бедных, а кроме того, мир тех, кто находится посредине между жерновами капитала и классовой ненавистью пролетариата, тех, кто так или иначе поддерживает и сохраняет большую часть человеческих ценностей. Я не знаю близко десять тысяч самых богатых людей и не могу поэтому их судить, но я судил тот класс, который именуется буржуазией, за что меня и упрекали в гнилом пессимизме.
Поэтому я имею право в какой-то мере заступиться за тех, на чьи недостатки и пороки я, конечно, также не закрываю глаза. Пролетариат не может заменить этот класс, но может в какой-то мере влиться в него. Пролетарской культуры не существует, какие бы хитроумные эстетические программы ни сочинялись. Точно так же, как нет чисто этнографической, аристократической или религиозной культуры; все, что остается в культуре, связано со средними слоями, с так называемой интеллигенцией.
Мы молоды, пока живем в «одном формате» с нашими детьми. Пока те, кому 25-35 любят нас за то, что мы клевые, а не потому, что мы родители. Пока их любовь к нам свободна от снисходительности и терпения медсестры или сиделки.