I walked abroad on a snowy day:
I ask'd the soft Snow with me to play:
She play'd and she melted in all her prime;
And the Winter call'd it a dreadful crime.
I walked abroad on a snowy day:
I ask'd the soft Snow with me to play:
She play'd and she melted in all her prime;
And the Winter call'd it a dreadful crime.
Только близким людям, знающим нас с детства известно, каковы мы на самом деле – без прикрас, масок, и прочнеющей с каждым годом брони вокруг сердца.
Неверно, что с течением времени всякая любовь проходит. Нет, настоящая любовь не проходит, а приходит с течением времени. Не сразу, а постепенно постигаешь радость сближения с любимой женщиной. Это как с хорошим старым вином. Надо к нему привыкнуть, надо долго пить его, чтобы понять его прелесть.
Слышал про протестантов? Сюда они не должны проникнуть. На этой земле сердца всех верующих должны быть наши. А чтобы забрать сердца, сначала нужно разбить их. Теперь золотых завитков, картинок и истуканов мало. Статуи должны двигаться, говорить, водить глазами. Римский меч будет пронизывать рёбра Христа, а оттуда настоящая кровь капать. Марии будут рыдать солёной водой и тянуть к Спасителю руки…
Ты, солнышко, меня целуя,
спросила: «Я ли не светла?
Забудь же, мой милый, зимние стыни,
забудь, и не помни зла —
ведь мне восемнадцать ныне!»
Но песня осенней арфы
гремела в моих ушах.
И я ответил: «Забуду ли гневный
зов смерти и темный страх
всеночный и ежедневный?»
Ведь ждет листопада в страхе
даже листва берез,
и в городе зимнем, веснянка, без солнца
сколько прольешь ты слез,
в замерзшее глядя оконце!
Другие верят, что счастье —
В окладе большом и власти,
В глазах секретарш плененных
И трепете подчиненных.
Я висел в пустоте и видел сны. Много снов, красивых и страшных одновременно. Снов, где я просто был наблюдателем, снов, где я проживал тысячи жизней, снов, которые были просто с нами. Сны шли и шли, сменяясь, как разноцветные картинки игрушечного калейдоскопа моего далекого детства. Сны, ни к чему не обязывающие, сны, над которыми стоило задуматься, сны, которые стирались из моей памяти, как только они заканчивались и уступали место другим, ни на что не похожим снам.