И замолчали зеркала, река надежды ожила,
Когда ты в жизнь мою вошла, чтоб в ней остаться навсегда!
И замолчали зеркала, река надежды ожила,
Когда ты в жизнь мою вошла, чтоб в ней остаться навсегда!
Свыше льются слова правды, но люди изобрели зонтики и прикрылись от грозы туч Господних.
Но ливень сухие сердца достигнет.
А между тем воображенье
Мне шлет иное наслажденье:
Воображенье — океан,
Где каждой вещи образ дан;
Оно творит в своей стихии
Пространства и моря другие;
Но радость пятится назад
К зеленым снам в зеленый сад.
Здесь, возле струй, в тени журчащих,
Под сенью крон плодоносящих,
Душа, отринув плен земной,
Взмывает птахою лесной;
На ветку сев, щебечет нежно,
Иль чистит перышки прилежно,
Или, готовая в отлёт,
Крылами радужными бьёт.
Как это верно сказано: тишина, точно незримая стена, возвращает нам отзвуки наших тайных помыслов.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как бы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить не успел, мне допеть не успеть!
В далекий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят.
Любимый город в синей дымке тает,
Знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд.
Пройдет товарищ все бои и войны,
Не зная сна, не зная тишины.
Любимый город может спать спокойно
И видеть сны и зеленеть среди весны.
Вы собирались на рынок, но, обдумывая завтрак, не кутаются в шаль, не поднимают лицо к звёздам, не выходят к перекрестью дорог, а окно — это всегда перепутье, граница между «остаться» и «уйти».