тоска

Летело время к синим небесам,

Сбивались в стаи дни, недели...

Мы так хотели верить чудесам,

И звезды лишь для нас двоих горели!

Но наше счастье позабыло путь назад,

Ждут впереди дожди и снежные метели.

Как много не успел тебе тогда сказать,

А нынче поздно, мы на разных параллелях.

Ты знаешь, я теперь пытаюсь рисовать…

Карандашом, словами, даже акварелью,

А впрочем, это просто способ убежать,

Погоня за недостижимой целью…

Душу продал

За бульвар осенний,

За трамвайный

Гулкий ветерок.

Ой вы, сени,

Сени мои, сени,

Тоскливая радость

Горлу поперек.

Иногда безнадежность хватала меня за горло, тогда я одевался и уходил. И время от времени забывал возвращаться. Тогда я чувствовал себя несчастнее, чем раньше, потому что знал: она ждет меня и ее большие печальные глаза устремлены вдаль. И я возвращался как человек, у которого есть долг. Ложился на кровать, а она ласкала меня; я изучал морщинки у ее глаз и корни ее волос, где пробивалась рыжина. Лежа так, я часто думал о той, другой, которую любил, думал: вот бы она лежала рядом со мной…

Те долгие прогулки я совершал триста шестьдесят пять дней в году! – и вновь повторял их в мыслях, лежа рядом с другой женщиной.

Сколько раз с той поры я прокручивал в голове эти прогулки! Самые грустные, унылые, мрачные, бесцветные, безобразные улицы, когда либо созданные человеком! В душе отзывалось болью мысленное повторение тех прогулок, тех улиц, тех несбывшихся надежд. Есть окно, да нет Мелизанды; сад тоже есть, да нет блеска золота. Прохожу опять и опять: окно всегда пусто. Те же дома, те же трамвайные пути, все то же. Она прячется за занавеской, она ждет, когда я пройду мимо, она делает то или делает это… но нет ее там, нет, нет, нет.

Ты видишь? Тоска нелечимая стоит у меня за спиной. Уедем в деревню, любимая, уедем дышать тишиной.

На моём празднике гости разные -

Тоска обнимает печаль, а уныние властвует.

Горе хватает за руки тлен во время вальса,

Радость придти не смогла, поломался транспорт.

Схватила меня сегодня тоска о том, что дырка у меня в душе, треснуло что-то в ней и туда, в щель, потекло моё время. Пробую за то схватиться, за другое, ни в чем работа не клеится, и ничто не может заклеить мою щель. И так это мне больно, что жизнь проходит невидимо, и я не знаю, куда протянуть мне руку, чтобы к чему-нибудь привеситься, к подножке, к буферу или к багажнику.

Ничем в жизни человек так не обеспечен, как тоской! Оттого тоскуем, что ко всему привыкаем.

Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.

Ты остаешься один, когда кончается вера,

Когда в твоих небесах не слышно пения хора,

Когда не ангел крылом, лишь дуновение ветра

Тебя толкает вперед, вдруг превращаясь в опору.

Ты остаешься один, когда уходят родные,

Когда закрыты счета, когда оплаканы судьбы,

Ты закрываешь глаза и понимаешь впервые,

Что так, как было тогда, отныне больше не будет.

Ты остаешься один, когда взрослеют потомки,

И скомкав выцветший плед, ты машешь вслед им рукою,

Ты отступаешь назад в забвенье, в старость, в потемки

Последних сумерек дня над истощенной рекою.

Ты остаешься один, когда любовь остывает,

Когда в груди от потерь твоих становится пусто.

Ты остаешься один, не плачь, такое бывает.

Ты остаешься один. И это даже не грустно.

— Какая-то странная боль.

— Так умирают от тоски по тому, чего не испытают никогда.