Тихо до жути.
Хоть ухо выколи.
Но уши слушали.
Уши привыкли.
Ты помнишь дачу и качели
Меж двух высоких тополей,
Как мы взлетали, и немели,
И, удержавшись еле-еле.
Смеялись.
А потом сидели
В уютной комнате твоей.
— На дачку едешь наудачку, -
Друзья смеялись надо мной:
Я был влюблён в одну чудачку
И бредил дачей и луной.
Там пахло бабушкой и мамой,
Жила приличная семья.
И я твердил друзьям упрямо.
Что в этом вижу счастье я.
Не понимая, что влюбился
Не в девушку, а в тишину,
В цветок, который распустился,
Встречая летнюю луну.
Здесь, ни о чем не беспокоясь,
Любили кушать и читать.
А я опаздывал на поезд
И оставался ночевать.
Я был влюблён в печальный рокот
Деревьев, скованных луной,
В шум поезда неподалеку
И в девушку, само собой.
Все затихает — слышишь? — затихает.
Открой окно — увидишь: о заре
Такая тишина с небес стекает.
Что вязнешь в ней, как муха в янтаре.
Тишина обрушилась на него со стен и с мебели; ударила его всей своей жуткой мощью, как будто нагнетаемая гигантским двигателем, вырабатывающим тишину. Она поднималась вверх от серой ковровой дорожки, закрывавшей — от стены до стены — весь пол. Тишина высвобождалась также из поломанных, полностью или частично, кухонных агрегатов, скончавшихся задолго до появления Изидора в квартире. Она вытекала наружу из бесполезных настенных светильников жилой комнаты и смешивалась с пустотой и бессловесными потоками самой себя, которые опускались с потолка, покрытого черными мушиными пятнышками. Короче говоря, тишина появлялась отовсюду, как будто являлась основной и единственной составляющей всех материальных предметов.
Живёт на свете человек среди других людей,
И год за годом ширится круг коллег, друзей.
А, если ты учитель, общенья, хошь-не-хошь,
Ты в школе, после школы, по полной обретешь!
Общение — общением, поверьте мне, друзья:
Минуты одиночества ценить так стала я!
Как хочется остаться с собой наедине,
От мира отключившись, в уютной тишине!
Не нужен телевизор, не нужен телефон,
А нужен тишины лишь голубой вагон!
И в ней я раствориться готова без следа!
Не променяю это, друзья, я никогда,
На место, где мне душно, где много суеты,
Где лишней и ненужной себя считаешь ты!
Теперь подругой верной мне стала тишина...
Люблю, когда заходит на чай ко мне она....
Нам этой тишины — на все века, и я молчал, и ты со мной молчала, но простиралась божия рука как будто бы сквозь нас — багряно-алым.
Несчастная, она нуждалась в уединении... и всегда была окружена людьми. Она нуждалась в тишине... и воспринимала своим усталым ухом беспрерывно и бесконечно все одни и те же слова. Она хотела спокойствия... ее увлекали на празднества и в толпу. Ей хотелось быть любимой... ей говорили, что она хороша!