страсть

Эта ночь заставляла меня гореть и сгорать дотла, изнемогая от собственной страсти, и воспоминаний о нем. Чувственный, грубый голос, что все еще отзывался эхом в подсознании, и это жжение между моих ног. Оно такое мне не свойственное. Оно такое для меня чужое. Чувство страсти к чужому мужчине. Не моему мужчине.

Вот даже подумать о тебе, Стас. Что ты из себя представляешь? Что кроется под маской порядочного мужчины, что никогда не бьет и не оскорбляет, а тем более не повышает на слабый пол голоса? А такой ли ты хороший, как хочешь казаться? Не придерживаешься здорового образа жизни, куришь мерзкие сигареты от которых задыхаюсь я, и пьешь свой дурацкий каркаде, но при этом одинокий волк, что хотел трахнуть с напарником невинную девушку. А что же из себя представляет Герман? Заядлый любитель здорового образа жизни, любитель выпивать кофе с соль оказался гадкой мразью, вокруг которой вьются женщины, словно он лакомые медовые соты. Стас может оказаться весьма сладким в постели, а может и самым грубым господином, что скрывает свои фетиши за маской приличия, но только за закрытыми дверями и с любимой женщиной, он становится хищником. Он видит цель.

В страстном состоянии духа ты в состоянии сделать то, о чем и не смел бы подумать в трезвом виде.

Оно такое мне не свойственное. Оно такое для меня чужое. Чувство страсти к чужому мужчине. Не моему мужчине. К боссу, но не любовнику. К начальнику, но к моему постельному мужчине.

Стать его…но не женой…не девушкой…вещью. Я не употребляю слово «любовница», ибо оно эгоистично-меркантильное. Это грязно, но не сексуально.

Мы боимся с тобой иной раз взгляда друг друга, но словно два наркомана, что пытаются опьянеть, но только если начнется передоз, то мы просто сожжем наши сердца. Я свыклась, что ты мой хозяин, мой господин, мой покровитель и все что могу я – отдать себя на расстрел. Отдать себя, как твой главный куш, что ты ставишь на игру с жизнью. Только ты заставляешь мой лед топится, и испиваешь его до конца. Твое пламя способно меня испепелить, способно меня сжечь. Я готова сгорать.

... новая волна желания опять, вопреки всему, беспомощно и жадно поднимается в ней, потому что он своими ладонями касается не кожи её, а самого сердца, и с каждым его прикосновением незнакомая раскованность расцветает в ней, и она ему поддается.

Ах, вот в чём. Вот в чём. Смысл этого соединения. Отдавать. Отдавать себя. Губы, язык — теперь немая, глаза — слепая, руки не мои, живот, бёдра, колени — отдавать всё, что тело, но и всё, что внутри — косточки, нервы, душу. Отдалась. Вот в чём. А с Колей, с Колей разве не так? Нет! Вот в чём. Здесь не было насилия, унижения, здесь никто никого не заставлял, а билась одна только спятившая от этого бесконечного ожидания жажда, жажда быть вместе, и в том, чтобы как сейчас, и состояло её призвание. Она для этого. И была. Создана.

В Лондоне трудно найти женатого человека, который не растрачивал бы себя на какую-нибудь низменную страсть.

Иной клянется страстью пылкой,

Но коли выпито, коль выпито вино,

Вся страсть его на дне бутылки.

Только страсть мимолетна, обещанья невозможны.