Я не думаю, что людям нравится, когда ты знаешь вещи, которыми они пока не готовы поделиться с тобой.
(Мне кажется, люди не хотят, чтобы другие знали, пока сами не готовы поделиться).
Я не думаю, что людям нравится, когда ты знаешь вещи, которыми они пока не готовы поделиться с тобой.
(Мне кажется, люди не хотят, чтобы другие знали, пока сами не готовы поделиться).
— Люди тут даже не владеют английским.
— Прекрасно владеют. Только гэлльским наречием. Тебя что, этому в Лэнгли не учили?
— Нет, меня в Лэнгли этому не учили, потому что Лэнгли — это ЦРУ, а не ФБР, идиот.
— Ты не знаешь, что в Ирландии люди говорят по-ирландски, а идиот я?
— Непонятное всегда страшно. Хорошо бы научиться не бояться непонятного, тогда все было бы просто.
— А по-моему, просто не надо выдумывать Если поменьше выдумывать, тогда на свете не будет ничего непонятного.
Если человека пичкать обрывками культуры, которой тот не понимает, то он становится прекрасным фанатиком и оружием в чужих руках.
— Не могла ли бы ты меньше курить в машине?
— Да.
— Кури меньше в машине.
— Да?
— Ты понимаешь, что я тебя прошу не курить в машине?
— Да.
— Ты — жираф?
— Да.
При общении с Зафодом Триллиан труднее всего давалось умение различать, когда он прикидывается глупым, чтобы сбить с толку собеседника; когда он прикидывается глупым, потому что не хочет думать, и предпочитает, чтобы это сделал за него кто-нибудь другой; когда он прикидывается феноменально глупым, чтобы скрыть, что чего-то не понимает, и когда он просто проявляет глупость.
— Никто меня не поймет.
— Почему?
— Потому что я другая.
Что она подразумевала под этим словом? Она не смогла бы уточнить это. «Другая» означало для нее пропасть, которая, как ей казалось, пролегла между ее радостями и радостями остальных людей; одиночество, которое она ощущала, когда люди рассказывали ей о том, что их волнует; невозможность выразить до конца свою сокровенную мысль, которой им никогда не понять.