Истинная свобода – между тем и другим, а не в том или другом только, а значит, она не может быть абсолютной.
Быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся.
Истинная свобода – между тем и другим, а не в том или другом только, а значит, она не может быть абсолютной.
Быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся.
— Просто она была единственным светлым пятном. Не более того.
— А может, для нее единственное светлое пятно – вы...
– Оказывается, у меня больше товарищей по несчастью, чем я думал.
– По несчастью?
– А как еще назвать тех, кого подвергают мукам, не оставляя никакого выбора?
– Звучит как строгая дефиниция рода людского.
Великие немецкие и французские любомудры ХХ века уверили нас, что внешний мир враждебен личности, но я чувствовал нечто противоположное. Для меня внешнее было упоительно. Даже труп, даже крысиный визг. Возможность ощущать – пусть ты ощущал лишь холод, голод и тошноту – была чудом.
Нас будто заперли в пыточной камере. Всё ещё любящих, но прикованных к противоположным стенам, чтоб вечно смотрели и никогда не могли коснуться друг друга.
По-моему, двадцать пять – наиболее трудный и больной возраст и для тебя, и для окружающих. Ты способен соображать, с тобой обращаются как со взрослым. Но бывают встречи, которые сталкивают тебя в отрочество, ибо тебе не хватает опыта, чтобы постичь и усвоить их значение.
Мужчинам нравится воевать потому, что это занятие придает им важности. Потому, что иначе женщины, как мужчинам кажется, вечно будут потешаться над ними.
— Предлагаю пережить целую войну за единый миг.
— А если я откажусь?
— Подумайте. Минутой позже вы сможете сказать: я рисковал жизнью. Я играл со смертью и выиграл. Удивительное чувство. Коли уцелеешь.