— Никто меня не поймет.
— Почему?
— Потому что я другая.
Что она подразумевала под этим словом? Она не смогла бы уточнить это. «Другая» означало для нее пропасть, которая, как ей казалось, пролегла между ее радостями и радостями остальных людей; одиночество, которое она ощущала, когда люди рассказывали ей о том, что их волнует; невозможность выразить до конца свою сокровенную мысль, которой им никогда не понять.
Скорость освобождала её от печалей, выводила её к главному: чувствовать себя живой, интенсивно живой, потому что при двухстах на счетчике смерть следит за тобой из каждой канавы.
Einsam — gemeinsam
Wir haben verlernt uns neu zu suchen
Die Gewohnheit vernebelt
Die Tragheit erstickt
Der Hochmut macht trunken
Und die Nahe treibt zur Flucht.
Наша мысль не останавливается на том, что мы замечаем и что говорим. У нас есть потайные коридоры за стенами, скрытые шкафы, секретные ящички; там мы частенько прячем наши упреки, амбиции, страхи. Всё идет хорошо до тех пор, пока переборка не треснет, что-то не вылезет, не выплеснется. Вот тогда нужно готовиться к худшему.
С самого раннего детства ее приводило в ужас, что никто не знает про твои чувства, и непонятно — никто не может про них знать или никому просто нет дела.
Человек может быть одинок, несмотря на любовь многих, если никто не считает его самым любимым.
О нет, любимая, — будь нежной, нежной, нежной!
Порыв горячечный смири и успокой.
Ведь и на ложе ласк любовница порой
Должна быть как сестра — отрадно-безмятежной.
Я один, я полностью один,
Падаю вниз, вот мой последний экзерсис.
Бред, тот которого нет,
Появится вновь и заберет мою любовь.
Грусть, тоска и пусть
Мне так приятно.
Я живу среди людей,
Я невидимый для глаз.
И сегодня подходящий день
Прервать рассказ.
Cлайд с цитатой