молодость, юность

— Где твои родители? С какого ты курса?

— Я новая уборщица. Сегодня мой первый день.

— Уборщица?

— Да.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать.

— Скажешь, детка, каким кремом пользуешься?

— Кажется, больше ничего нет к чаю. Я бедно живу, видите ли.

— Это грустно, что бедно...

— Да нет! Жить надо бедно. Впрочем, Вам трудно понять… не будем об этом.

— Почему же трудно… мне не трудно понять, я…

— Одеты Вы очень модно — пардон, что воспользовался паузой!

— А надо как?

— А надо — никак. Чтобы не быть иллюстрацией места и времени… это привязывает и лишает свободы.

— Я не понимаю...

— Я предупреждал, что Вам будет трудно понять. Вы молоды — немножко слишком. Это пройдет.

— К счастью...

А чего я ждал тогда?

Я ждал себе удивительной судьбы, неповторимой жизни.

Как я хотел все почувствовать, все попробовать и как можно скорее.

Я тогда мог идти по улице, отражаться в витринах и мог сильно надеяться, что меня обязательно полюбят, что меня ждут.

А еще я мог до утра сладко думать и с трепетом чувствовать, что вот-вот, уже этим утром, уже скоро... уже скоро...

Примитивная ведь, в сущности, публика, все эти веселые «золотые» ребята, то же самое быдло, только с деньгами.

Говорят, что хорошие люди умирают молодыми. А можно сказать по-другому: умирают хорошими только те, кто умирает молодым.

Жизнь затянула нас буквально в самом расцвете нашей юности.

В молодом человеке горит огонь, в старом человеке светит свет. Надо уметь, пока горит огонь, гореть, но когда прошло время горения – суметь быть светом. Надо в какой-то момент жизни быть силой, а в какой-то момент быть тишиной.

Что станет с нашими стариками в мире, где юность ценится больше мудрости?