милиция

— И раньше были сыщики, но такого не было, чтоб по ночам будить.

— Раньше, это правда, не было. Раньше ты сунул сыщику от щедрот своих красненькую, допустим, и воруй, и спи спокойно.

— Да раньше, гражданин начальник, ты, пожалуй, и сам бы посовестился меня будить и без всякой красненькой. Раньше, пожалуй, тебя бы и не назначили на такую должность. Ты ведь, я знаю, работал молотобойцем...

— Хорошо ты хранишь оружие, Ожерельев. Очень хорошо.

— Чёрт, канитель какая! Опять он про оружие. Да ты сначала найди! Вот потом разговаривай и хвались...

— Найдём, найдём! И Пашку твоего найдём. Нас специально на это дело поставили... Из молотобойцев!

— Я бы его сейчас прямо сразу кончил! Вы же видите — он играет у нас на нервах, как на гитаре!

— Надо укреплять нервную систему, ребята. Некоторые наши враги только на то и рассчитывают, что может быть у нас сдадут нервы. А мы, большевики, народ молодой — у нас нервы должны быть всегда в полном порядке.

— Но ведь сказано — «карающий меч революции»!

— Меч-то ведь он очень острый, Серёга, особенно если карающий... С ним требуется большая осторожность. Очень большая осторожность.

— Когда я ещё хотел поступать в уголовный розыск, у меня было такое представление, что здесь сразу кончают. Берут, и в случае чего, сразу кончают.

— Тогда ты ошибся Зайцев. Тогда тебе лучше всего было бы пойти в палачи!

Как-то раз по Ланжерону я брела

Только порубав на полный ход

Вдруг ко мне подходють мусора

Заплати — ка, милая, за счет...

Как-то в Питере по Невскому брела,

Токо порубав на полный ход,

Вдруг ко мне подходят мусора

— Заплати — ка, милая, за счет...

Анекдот хочешь, а?

Представляешь, подходит к милиционеру человек и говорит: «Хочешь, я тебе политический анекдот расскажу?»

Он говорит: «Ты с ума сошёл, я же милиционер!»

А он говорит: «Ну я тебе два раза расскажу».

— Да успокойся, нас никто не узнает. Не, а чего? Мы ментовскую форму наденем и всё.

— Не ментовскую! А форму сотрудников внутренних дел. И она у нас одна.

— У нас преступник беглый! Вожатый!

— Твой вожатый?

— Мой!

— Строгий, наверное?

— Строгий!

— А звать-то его как?

— Евгений Дмитриевич!

— Подожди-ка...

— А фамилия?

— Убегаев!

— Мальчик, ты что в лагере делаешь?

— Отдыхаю!

— Ну и отдыхай!

— Хватит врать, Ромашкин! Я же про вас всё знаю! Ну признайтесь мне хотя бы, один на один, что вы никакой не педагог, а кто?

— Честно?

— Честно.

— Беглый зэк...

— Нет, ну... как с вами можно разговаривать серьезно? Ну почему вам просто не сказать, что я обычный милиционер?

— Этого я не могу сказать...

— Я целый день провёл в милиции. Знали бы Вы, что мне стоило уговорить их не ставить Вас на учёт, как проститутку.

— Извините, но я им объяснила, что я журналистка!

— А они говорят: одно другому не мешает.

Не поверишь, вчера стал свидетелем того,

Как честный мент охранял права и закон.

Я понимаю твой шок — думаешь, я потерял рассудок?

Поверь, я своими глазами видел это чудо!

У мента и жены-то нет. Ну какая ещё жена...

У мента, если от роду двадцать лет,

И кругом-то вообще — война.

Он и вырос на той войне, и пришла ему масть не та.

Ой, не та....

И достала его в родной стране — пуля-дура.

А он матери так писал: «Ты же знаешь про все сама, мама,

Сколько раз ты меня берегла... До свидания, мама!»