У мента и жены-то нет. Ну какая ещё жена...
У мента, если от роду двадцать лет,
И кругом-то вообще — война.
Он и вырос на той войне, и пришла ему масть не та.
Ой, не та....
И достала его в родной стране — пуля-дура.
А он матери так писал: «Ты же знаешь про все сама, мама,
Сколько раз ты меня берегла... До свидания, мама!»
Нету у меня никого, кроме Родины-матушки. Да!
Нету у меня никого, кроме ветра-дружка.
Ох, да помолись за меня, сиротинушку, батюшка.
Ты помолись за меня, помолись за меня,
Припев:
Сирота Казанская! Поднимись по жизни назло!
Дед погиб в Гражданскую — Повезло.
А на войне, как на войне...
Подруга, вспомни обо мне.
А на войне — неровен час,
А может — мы, а может — нас.
По-серьёзному борзый,
Ксива, табельное, звёзды.
Не знаю где, но в моей стране
Это серьёзный козырь.
И так до скончания века — убийство будет порождать убийство, и всё во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся наконец понимать друг друга.
— Одно я знаю точно — все кошмары
приводят к морю.
— К морю?
— К огромной раковине в горьких отголосках,
где эхо выкликает имена -
и все поочерёдно исчезают.
И ты идёшь один... из тени в сон,
от сна — к рыданью,
из рыданья — в эхо...
И остаётся эхо.
— Лишь оно?
— Мне показалось: мир — одно лишь эхо,
а человек — какой-то всхлип...
Просто есть такие люди, они... они чересчур много думают о том свете и потому никак не научатся жить на этом...
На столе белел чистый лист бумаги, и, выделяясь на этой белизне, лежал изумительно очиненный карандаш, длинный как жизнь любого человека, кроме Цинцинната, и с эбеновым блеском на каждой из шести граней. Просвещенный потомок указательного перста.
Cлайд с цитатой