измена

Ты считаешь чудовищным то, что тебя просят изменить Россу. И в узком смысле так оно и есть. Но могу я попытаться выразиться точнее? Отдавая любовь, ты не уменьшаешь её. Любя меня, ты не разрушишь свою любовь к Россу. Любовь лишь создает и приумножает, но никогда не разрушает. Ты не предашь свою любовь к Россу, отдав частичку любви мне. Ты лишь умножишь любовь. Нежность не сродни деньгам — чем больше ты даешь, тем больше получаешь от других.

— Что, опять бежать задумал? Ну беги, беги... Куда ты всё бежишь? Чего ищешь? Не ищи, Толечка, не найдешь... А я тебя ждала. Все ждалочки изгрызла.

— Ждала, говоришь, да? Это я верю, Тая, что ты меня ждала. Только ведь ты не одна меня ждала.

— Ты что?

— Ты в компании меня ждала, поэтому тебе и хочется, чтобы у меня в Свердловске кто-то был... Если бы у меня кто-то был, я бы тебе сказал — врать не стал бы. А ты обмануть меня хочешь.

— Ты что, не протрезвел, что ли?

— Выходи, Тая, за майора. За Лабарзина не надо, он скользкий человек. А за майора — иди. [Тая отворачивается и плачет.] Ну вот видишь, ты плачешь. Я ведь когда это тебе говорил, думал, что ты мне по морде дашь, на колени встанешь, будешь умолять, что никогда этого не было и быть не могло, всё это ложь и поклёп. Во мне ведь надежда целый день жила, что ты мне в глаза плюнешь. А ты плачешь, и я понимаю — это так.

— Нет! Нет, Толечка, ты не уйдёшь! Ну скажи, скажи, что ты меня любишь! Ведь если бы не любил, то не бросил бы. Толечка, ты же честный в любви! Я так перед тобой мучаюсь, так мучаюсь... Толь, ну скажи, скажи — я всё для тебя сделаю!

— Ты уже всё, Тая, сделала.

Сладостнее всего самый первый глоток адюльтера; дальше возникают трудности, превращающие внебрачную связь в подобие постылого брака.

…Любой [тайный] роман зиждется на взаимной независимости…

— Адюльтер — это одни неприятности.

Он пожал плечами, не торопясь соглашаться.

— Почему же? Это способ пережить приключение, выбраться в мир, прозреть.

— Какое же знание мы приобрели, Пайт?

Он испугался звука своего имени: так она пыталась превратить эту встречу, спровоцированную отчаянием, в нормальное свидание.

— Что над Богом нельзя смеяться, — ответил он сурово.

— Меня другое пугает: что с нами сделают, когда узнают [об измене]?

— Ты кого боишься — Бога или сплетен?

— Ты считаешь, что Джанет поступает противоестественно, когда спит с Гарольдом? Фрэнк может быть невыносимым занудой. Тебе бы хотелось всю жизнь, вечер за вечером, ложиться с таким в постель?

— Дело не в том, естественно это или противоестественно, хорошо или плохо. Важно понять, зачем ты что-то делаешь, чтобы положить этому конец или начать получать от этого удовольствие. Разумеется, Джанет несчастлива. По-моему, ее на радуют ни дети, ни секс, ни даже деньги. А ведь у нее есть все для счастья!

— Именно такие и несчастливы — те, у кого все есть. Их охватывает паника. Мы, все остальные, для этого слишком заняты.

Дружина, высыпавшая на пристань, и слобожане кричали Вадиму вслед, осыпали бранью. Яркие желтки от раскоканных яиц поползли по мачте и бортам, застучали камни по палубе.

— На весла!

Вадим рулил, Ардагаст с Прогостом гребли, вдвоем толкая тяжелую лодью, уводя ее к Ильмень-озеру. Течение Олкоги здесь почти не ощущалось, потому им и удалась гребля на пару. Разошлись берега, открылся синий простор, и только теперь Вадим оглянулся. Острое сожаление пробрало его. «Господи, — подумал Вадим, — зачем я сотворил сие?!» Но небо молчало.

Рогатый месяц — результат изменчивости Луны!

— А дальше как будет?

— А так вот и будет.

Тревожное небо не рухнет на плечи.

Привычно потянутся серые будни,

И в них

словно праздники

редкие встречи.

Как праздники горькие,

с мутным похмельем -

но всё-таки праздники,

всё же не будни.

Веселье — как пропасть,

как горечь — веселье...

— И вечно так будет?

— И вечно так будет.

— А может, случится не так, а иначе?

— Да, может, всё будет совсем по-другому!

Подарят нам ключ от пустующей дачи,

На даче знакомых мы будем как дома.

Нас будут встречать онемевшие птицы,

замёрзшая печка, на стенке двустволка.

— И снова таиться?

— И снова таиться.

— И долго так будет?

— Не знаю...

Не долго...

— Послушай, а может, не так и не эдак?

А может, бывает какое-то третье?

— Пожалуй! Расстаться.

Исчезнуть бесследно,

как делают люди однажды в столетье.

— Но это же глупо -

отречься от счастья!

Мы будем с тобой на земле -

как калеки!

Вся жизнь

на осколки,

на брызги,

на части...

И это надолго?

— Да, это навеки.

А может, без дач,

без разлук и тревоги?

А может, открыто -

сквозь ливни и зимы

уйти по прямой,

по блестящей дороге

к великому счастью?..

— По трупам любимых?