безразличие, равнодушие

Людям всегда кажется, что они знают человека, но они всегда ошибаются. Даже родители толком своих детей не знают. Моим до меня дела нет, потому что целый день торчу у себя в комнате. Раздетый, иногда в одном «петушином кольце». Это иногда меня достаёт до печёнок... Все думают, что знают каким надо быть. А кому какое дело, до того каким я должен быть? Улавливаете?! Кому какое дело... Может в реальной жизни, я тот сморчок занюханный, который сидит рядом с тобой в химическом кабинете и глядит на тебя, зенки вылупив. А когда ты оборачиваешься, пытается улыбнуться. Но вместо улыбки только гримаса выходит. Или сидит в ланч на ступеньках лестницы и жуёт жвачку «Big Gan», заполняя идиотский тест на совместимость. Если ты думаешь, что он с печки упал, то он тебе вслед не пойдёт и никогда уже не глянет. Ну и что... Кому есть до этого дело? Никому — это мой девиз.

Мир был к нему равнодушен, и он стал равнодушным в ответ.

Я вдруг понял, что большинство людей не слушают. Они просто ждут своей очереди снова заговорить.

Heirs of a cold war

That's what we've become

Inheriting troubles I'm mentally numb

Crazy, I just can not bare

I'm living with something that just isn't fair.

Mental wounds not healing

Who and what's to blame?

I'm going off the rails on a crazy train.

Сделай мне больно, сделай смешно, сделай мне холодно, сделай тепло.

Сделай так, чтобы я снова мог чувствовать что-нибудь.

— Слышала что-нибудь о Вике? Он что такой пуленепробиваемый?

— Для тебя? Да! Думаешь, если сдашь Мэкки, это что-то изменит? Вик Мекки, пока для тебя крупная рыба. И у него покровители на уровне губернатора штата, не капитану полиции района города его осуждать. Буть умнее сынок. Оставь его.

— Вы думаете, я слабак, потому что не работал на улице. Подумаешь, капитаном стал, оказавшись на том месте, где сыпались награды. И тебя не волнует, чем он занимается? Мэкки — не коп, он наркоторговец и погромщик.

— Я не сужу других. Но я знаю, что Аль Капоне делал деньги, давая людям, то чего они хотели. Сейчас людям нужно, добраться до собственной машины живым. Приехать домой и увидеть, что всё спокойно и всё на своих местах. Услышать из телека, что случилось убийство, а на следующее утро — что убийцу поймали. Если копу приходится наехать на какого-нибудь подонка, большинство жителей предпочитает закрывать на это глаза. И Мэкки делает эту грязную работу, давая наркоту наркоманам за сведенья, круша морды зарвавшихся пурко банд и жестко гоняя прочую шваль, чтоб губернатор был спокоен, хотя бы за один район столицы штата.

А затем оказаться ты можешь вполне

Там, где вечером свет не зажжётся в окне,

Там, где улицы вовсе не носят имён,

Там, где сила – единственный, главный закон.

Повернёшь ли тогда? Или дальше пойдёшь?

Что ты там потеряешь? И что обретёшь?

Ну, а если войдёшь – то пойдешь прямиком?

Или с задних дворов проберёшься тишком?

Выбирать тяжело тебе будет, признаться.

В одну секунду человек теряет всё – желания, стремления, даже мечты. Он застывает в своём горе, неподвижный, окруженный вихрем чужих жизней. Его душа кричит, но кто услышит этот беззвучный крик? Все пробегают мимо, никто не обращает внимания на его страшный, тоскливый вой. А ведь он был таким долгим, таким беспомощным, таким кровавым, как эти цветы, чей сок просачивается между моими сжатыми в кулак пальцами.