Холодный раненый зверь,
Прожженный страшной болью.
Опять стучится в твою дверь,
Он приручен твоей любовью.
Холодный раненый зверь,
Прожженный страшной болью.
Опять стучится в твою дверь,
Он приручен твоей любовью.
Время рвет на куски, каждый день — это крик,
И только звоном в ушах растворяется миг.
И если все хорошо, то ты услышишь свой смех -
Это время хохочет, закинув голову вверх.
Если что-то не так, слезою сдавленный стон
Песчинкой ляжет на дно, потоком мутных времен.
А иногда лишь только время и пустота,
Ничего не происходит, тишина...
Я не слышу шагов чего-то страшного рядом,
Но очень скоро с этим встречусь я блуждающим взглядом.
И кончится время, а вместе с ним пустота,
Остается только одна тишина.
Тишина тишине тише и стеклей стекла.
Я сижу, сашиваю крышу, чтоб не утекла.
Тишина, а ну, потише!
Вышина! Все выше, выше. Легла.
Я сижу (хахаха) на крыше.
Я слежу, чтобы крыша не утекла.
Вышина вышине, чем ниже, выше высоты.
В час, когда улетает крыша, раздают мечты!
Одиночество пугает и берет меня в плен,
Я слышу тихий скрежет кровеносных систем,
Сердце бьет по голове огромным молотом боли
И разъедает глаза от выступающей соли...
Я не слышу, что хочу, а слышу то, что придется,
Время мое только стонами льется,
И с каждым часом эти стоны становятся тише,
А иногда бывает так, что я совсем их не слышу.
Там, за белой стеной
Никто не придет,
Там будет темно,
Не хлынут дожди,
Не выпадет снег,
Оставив меня
В моей тишине.
Я слышу шепот ее губ,
Тонкий запах духов,
Я слышу шорох платья
И звуки шагов.
Когда она спит
Я слышу то,
Что ей снится,
Я даже слышу,
Как она
Поднимает ресницы
И если вдруг она в подушку
Ночью тихо заплачет,
Я сосчитаю сколько слез
От меня она прячет.
А сейчас ее нет,
Она куда-то ушла.
И ничего не происходит
Тишина…
Вера в перемены тлеет глубоко внутри,
Но лучше не становится от всей этой болтовни.
По факту все могут только говорить,
Но что-то изменить не готовы ни мы, ни они.