Там, за белой стеной
Никто не придет,
Там будет темно,
Не хлынут дожди,
Не выпадет снег,
Оставив меня
В моей тишине.
Там, за белой стеной
Никто не придет,
Там будет темно,
Не хлынут дожди,
Не выпадет снег,
Оставив меня
В моей тишине.
Никаких новостей.
Нас берут на испуг.
Нас измором берут
никаких новостей
бьет под дых тишина.
And the people bowed and prayed
To the neon god they made.
And the sign flashed out its warning,
In the words that it was forming.
And the sign said: «The words of the prophets
are written on the subway walls
And tenement halls
And whispered in the sounds of silence...»
Отлив лениво ткёт по дну
Узоры пенных кружев...
Мы пригласили тишину
На наш прощальный ужин.
Существует, как заметил однажды Толстяк Чарли, множество видов тишины.
У могил своя тишина.
У космоса — своя.
У горных вершин — своя.
Есть тишина охоты. Это тишина выслеживания. В такой тишине нечто мягко ступает на когтистых лапах, а под пушистой шкурой перекатываются стальные мускулы. Нечто цвета теней в высокой траве. Нечто, готовое позаботиться, чтобы ты не услышал ничего, что оно не пожелало бы выдать.
Ни вдоха, ни выдоха мне не оставил.
Ну что ж, это жизнь, здесь играют без правил.
Никто побежденный, никто победил,
Но не я, невидимка.