Луна волнует море, как женщину.
Старик
Cлайд с цитатой— Дедушка! Если вы останетесь здесь, Вы заболеете и умрете.
— Я и жду здесь свою смерть. Та атомная бомба убила мою жену, детей и внуков. Один я выжил. С того момента я чувствую себя слишком уставшим. Я не гожусь, чтобы сделать хоть что-нибудь. Я ходил к своему начальству, но они думают, что я слишком ленивый, поэтому они выгнали меня. Радиация забирает все мои силы. Мне больше некуда пойти и я не хочу ничего делать. Я хочу только отправиться в другой мир. Но это займет некоторое время. Все мои друзья умерли от радиации, один за другим. Я тоже хочу поскорее умереть.
Весёлая картина — коза дерёт Мартына, – пробормотал я. – А вот наоборот – Мартын козу дерёт.
Однако при этом сама плоть иногда требует стать героем какой-нибудь мелодрамы при условии, что я вполне осознанно отделяю актерство от существа жизни. Игра, игра, игра. Давно выскочил из этого возраста, но порой хочется поиграть в жизнь, исполненную страстей и переживаний. Для человека, лишенного всех зубов и половины памяти, эта игра сродни бодрящему напитку. Пусть это лекарство от скуки. Какая разница! Главное – избегать уныния, ибо уныние – страшный грех, из которого рождаются отвратительные идеи и мысли. Счастливый, радостный, влюбленный человек увлечен добром и веселостью. Мрачный тип ковыряется в собственных болячках, как мазохист-самоед. А расковырявши свои язвы, приступает терзать раны близких людей. Болезнь души рождает осуждение, осуждение углубляет болезнь. Мрачность, что яма, чем больше из нее берешь, тем глубже она становится. Не дай бог залезть в нее. Она как болото – начинаешь выбираться с грубыми усилиями, затягивает сильнее. Тут либо вытягивать себя за волосы как барон Мюнхгаузен, либо осторожно звать на помощь. Начнешь орать во все горло, и себя глубже усадишь, и помощников распугаешь воплями. Вопросы веры – это пожар. Нет времени для философских размышлений.
Старик тостов говорить не стал и другим налить не предлагал – он отхлебнул вина и с видом знатока покачал головой:
— Улей и сад, — негромко произнес он. — Да, это славное вино. Ах, какое было солнце в Андалусии, какие женщины! Как они меня любили, как почитали. Увы, увы им, увы им всем, ибо те, кто любит, должны помнить о том, что частенько отданная любовь возвращается дарителю в виде трехкратных мук.
— Эй, старик, давай помогу тебе. А что со спиной, болит?
— Одна у меня теперь болезнь — старость.
— Не расстраивайся, отец, есть у меня средство от этой беды.
— От старости есть только одно средство — могила.
— Чего мне бояться? В моем возрасте мне бояться нечего. Живем в таком мире, что бояться надо вам. Чаю с мятой?
— Почему бы нет?
— А в ваше время мир был другим?
— Он был столь же злым. Но зато более вежливым.
— Нет, не буду я следить за языком! Я на нем уже 50 сраных лет говорю!... Нет, это ты слушай сукина дочь шлюхи приезжей!