Гимли

— Ах вы пройдохи! Мы вас искали-разыскивали, а вы сидите здесь, пируете и курите!

— Мы сидим на поле победы и вкушаем её заслуженные плоды. Солонинка особенно хороша!

— Не останавливаться и не проливать!

— И не отрыгивать...

— Что? Кто кого перепьёт?

— Побеждает тот, кто останется на ногах.

— Сейчас гномы пойдут купаться с маленькими волосатыми женщинами.

— Я что-то чувствую. Какое-то покалывание в кончиках пальцев. Кажется мне от него плохо.

— А я что сказал? Он не умеет пить! [падает под стол]

— Игра окончена.

— Поднажми, Гимли! Мы настигаем их!

— Меня измотала эта бесконечная погоня. Гномов ценят не за выносливость, а за скорость. Мы незаменимы на коротких бросках!

===========================================

— Пошли, Гимли! Мы их догоняем!

— В беге с препятствиями я не силён! Мы, гномы, прирождённые спринтеры! На коротких дистанциях мы непобедимы!

Был свет еще не пробужден,

Когда, стряхнув последний сон.

Великий Дарин, первый гном,

Легко шагнул за окоем

Высоких колыбельных скал

И в лунной тьме ему предстал

Неназванною новизной

Новорожденный мир земной.

Дарил он землям имена,

И оживала тишина.

– Может быть, здешние люди поступают мудро, помалкивая об этих пещерах: наверное, одного трудолюбивого гномьего семейства с молотками в руках хватило бы, чтобы напортить столько, что потом никаким гномам не поправить!

– Ты не прав, – возразил Гимли. – Сердце гнома не может остаться равнодушным к такой красоте. Дети Дьюрина не стали бы добывать тут каменья. Даже золото и алмазы нас не соблазнили бы. Разве ты срубил бы на дрова цветущую весеннюю рощу?

– Боюсь, теперь он нанесет удар быстрее, чем замышлял!

– Кто торопится, часто бьет мимо.

Благодарю тебя. Слова твои, без сомнения, истинны. Но увы – они не согревают сердца. Не память нужна ему. Память лишь зеркало ушедшей жизни, пусть чистое, как Келед-зарам, но всё же зеркало. Во всяком случае, так думают гномы. Для эльфов прошлое вечно продолжается, и память у них — как живая жизнь; а мы вспоминаем о том, что ушло, и наша память подернута холодком...

– Ничто не затмит в моих очах красоты эльфийской Владычицы, – сказал он Леголасу, сидевшему с ним в одной лодке. – Отныне я смогу называть прекрасным только то, что исходит от нее. – Он приложил ладонь к груди и воскликнул: – Зачем я только пустился в этот Поход? Скажи, Леголас! Что мог я знать о главной опасности, подстерегавшей меня на пути? Прав был Элронд: нам не дано было предугадать, что нам повстречается. Я боялся тьмы, боялся пытки, и этот страх не остановил меня – а оказалось, что опаснее всего свет и радость. Если бы я о том ведал, я никогда не отважился бы покинуть Ривенделл. Прощание с нею нанесло мне такую рану, что куда там Черному Властелину, даже если бы я прямо сегодня попал к нему в руки!

— Не думал, что умру, сражаясь бок о бок с эльфом.

— А как насчет бок о бок с другом?

— На это я согласен.