Чарли

— Ты хорошо себя знаешь.

— А ты — нет?

— Нет.

— Почему?

— Ну… может, я и не хочу. Страшно же — заглядывать внутрь и видеть всю правду. Этим ты мне и нравишься. Ты просто заглядываешь в себя и сразу все про себя понимаешь.

Любопытно, до какой степени женщины далеки от реальной жизни. Они живут в мире, ими же созданном, и ничего похожего на этот мир никогда не было и быть не может. Он слишком великолепен, и, если бы они сделали его реальным, он бы рухнул еще до

заката солнца. Один из тех злополучных фактов, с которыми мы, мужчины, миримся со дня творения, дал бы о себе знать и разрушил всю постройку.

Я еще не зашел так далеко, чтобы драться из-за Куртца, но уже готов был ради него пойти на ложь. Вы знаете: ложь я ненавижу, не выношу ее не потому, что я честнее других людей, но просто потому, что она меня страшит. Во всякой лжи есть привкус смерти, запах гниения — как раз то, что я ненавижу в мире, о чем хотел бы позабыть. Ложь делает меня несчастным, вызывает тошноту, словно я съел что-то гнилое. Должно быть, такова уж моя природа. Но теперь я готов был допустить, чтобы этот молодой идиот

остался при своем мнении по вопросу о том, каким влиянием пользуюсь я в Европе. В одну секунду я сделался таким же притворщиком, как и все эти зачарованные пилигримы.

— Кажется, у меня есть плохая идея!

— Какая «плохая идея»?

— Белый хотел бы хорошую.

— Готова, Чарли? Покажем Гейбу, что ты умеешь!

— Давай.

— Давай. Много, а наоборот?

— Мало!

— Да, Высокий, а наоборот?

— Низкий!

— Хороший, а наоборот?

— Гейб.

— Молодец, держи печенюшку!

— А ведь Тедди через пару лет отсюда уедет. Тогда и поквитаемся.

— Чарли, так ты писатель?

— Нет, я не писатель. Я пьяница, и я счастлив!

Такова моя жизнь. Чтобы ты знал, я чувствую себя одновременно и весёлым, и грустным, не понимаю, как такое возможно.

Жить верой и страстью можно только до тех пор, пока не столкнешься с реальностью.

Наша жизнь — это череда мгновений. Пусть они пройдут. Мгновения. Неизбежные. Ведущие к главным.

— Я боюсь того, что может произойти если я это скажу.

— Мне ты можешь сказать всё. Ты в меня вазой кинула года три назад и я остался.