— Да я не обижаюсь, чего обижаться-то? Вы — интеллигенция. Рабочий класс, он относится к прослойке свысока.
— Нет, Валя, ты не рабочий класс. Ты — люмпен.
— Кто?
— Люмпен. В тебе нет профессиональной гордости мастера, а есть амбиции «незнайки».
— Да я не обижаюсь, чего обижаться-то? Вы — интеллигенция. Рабочий класс, он относится к прослойке свысока.
— Нет, Валя, ты не рабочий класс. Ты — люмпен.
— Кто?
— Люмпен. В тебе нет профессиональной гордости мастера, а есть амбиции «незнайки».
Орать за святую правду — очень удобная позиция. Некоторые это делают по наивности, другие — по глупости, а чаще всего — с прямой выгодой для себя... За святую правду надо бороться, а не орать.
— А вот Гончаров, «Обломов» из серии «Библиотека школьника».
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Гончаров — в любой серии — Гончаров.
— Да. Лишний человек в галерее лишних людей...
— Ты не прав, Корешков. Не прав! Обломов — самый приятный, самый незлобивый, самый добрый, честный, чистый герой русской литературы! Разве это не понятно? Потому что Ольга чужая была, чужая, как Штольц. Они все умели забирать у людей, но разве было у них главное — любовь?
Больно! Больной — от слова боль. И всегда кажется страшно несправедливым — почему именно у меня?
— Ты что-то сегодня нерешительный, Евгений Львович.
— А я всегда нерешительный. Это только убийца бывает решительный. Гитлер перед началом войны был решительным, Дантес перед выстрелом... Нерешительность заставляет задуматься, зло-то растёт само, а доброту надо выращивать.
Настоящая мать может быть только одна, сынок. Подумай об этом сам. Ты ведь уже умеешь думать?
Женщины только притворяются, что хотят эмансипации, а на самом деле мечтают о «домострое».