Михаил Бару

В городе одиночество настоящее потому, что вокруг люди. Люди, и больше никого — ни леса, ни реки, ни облаков в небе.

У обычных людей сны осенью просто удлиняются и становятся цвета сепии, а к зиме и вовсе — бесконечными и черно-белыми.

Нет, я никогда не буду москвичом. Да и без надобности мне. Но видимо, это происходит – если происходит – помимо нашей воли. Москва нас не спрашивает.

С умной и понимающей собакой о чем только не поговоришь. Никакой жене не доверишь того, что можно доверить собаке.

У прудов и даже луж с началом осени появляется задумчивое выражение лица. Дожди мельчают и становятся вдоль себя длиннее.

Небо серое, точно крыло серой цапли, а под ним — короткий, незаметный и серый, как мышь, день, с длинным серым извилистым хвостом сумерек.

За окном, вверх по ветке березы, идет воробей. Натурально идет, а не скачет. Осторожно и медленно. Какой-то гибрид воробья и кошки. Кошкобей или ворошка. Впрочем, пол его мне не разглядеть. Может он котобей. Вот она — ужасная московская экология. Мутанты везде и всюду. Скоро такие котобеи будут залезать в форточки и выносить материальные ценности.

Настоящий грибник в сентябре даже спать ложится с лукошком, и снится ему, что он идет и косит белые с подберезовиками косой.