Маркус Зусак

Поцарапанные, но все же блестящие черные бока аккордеона ходили туда-сюда, когда Папины руки сжимали пыльные меха, заставляя их всасывать воздух и выталкивать его обратно. В такие утра на кухне Папа давал аккордеону жизнь. По-моему, если как следует задуматься, эти слова имеют смысл.

Как мы определяем, живое ли перед нами?

Смотрим, дышит ли.

Сначала краски.

Потом люди.

Так я обычно вижу мир.

Или, по крайней мере, пытаюсь.

Это небо изготовлено людьми, проткнутое и потекшее, и в нем — мягкие тучи угольного цвета, бьются, как черные сердца. И тут. Смерть. Пробирается во всем этом.

Снаружи: невозмутимая, непоколебимая.

Внутри: подавленная, растерянная и убитая.

Странное время, часы после похорон.

Тела и раненые повсюду.

…Время расширялось, а счастливые моменты становились все короче, и с каждым днем становилось все яснее, что их жизни двинулись разными дорогами. Сказать точнее, Эбби менялась, а Майкл оставался прежним. В ней не было никакой враждебности или злобы. Просто стало скользко цепляться за край.

Мне кажется, наблюдать, как умирает человек, – это похоже на изучение иностранного языка, целая новая наука. Выстраиваешь башни из коробочек с лекарствами, считаешь таблетки, меришь ядовитые жидкости. Затем переводишь минуты в часы в больничной палате и выучиваешь, сколько длится самая долгая ночь.

Если мальчишки куда-то убегают, все бросив, обычно это означает девушку.

…Терпение не перепутаешь с мягкотелостью, а предосторожность – с медлительностью.

Когда наблюдаешь, как умирает человек, видишь не только его исчезновение.

…В этом была красота Кэри, ее настоящая красота: что там каштановые волосы и морские стеклышки – она не боялась рискнуть второй раз. Она еще раз попытает удачи, для него.