... главное в жизни, это умение сопротивляться окружающей среде.
Максим Кантор
Cлайд с цитатойЯ был самонадеян, горд и порой позволял себе говорить, что не верю в Бога. «Не верю в Бога» — дикие слова! Но я повторял их не раз и даже настаивал на своем неверии: мне мнилось, что неверие — разновидность инакомыслия. Тогда я говорил себе и другим, что не потерплю над собой никакой власти: ни советской, ни светской, ни церковной, ни духовной. И даже в одном из разговоров я сравнил литургию с партсобранием: дескать, и здесь и там человека подавляют, оглушают все чувства разом — пышностью обряда, многословием проповеди, назойливостью гимна. Но в чистой кирхе ничто не оглушало: ни пышности, ни многословия. Тишина и тихая музыка. Музыка была особенная, раздумчиво-доверительная, точно кто-то неторопливо разговаривал с тобой мелодичным голосом.
Общество нуждается в неравенстве — иначе людьми невозможно управлять. Требуется, чтобы один человек распоряжался, а десятеро исполняли приказ. Общество также нуждается в прогрессе: надо, чтобы приказы становились умнее и умнее. Каким образом осуществляет себя в обществе прогресс? Есть две формы изменения общества: война и революция. Революция — это призыв к равенству; война — это требование неравенства. Равенство требуется, чтобы дать шанс новому; неравенство нужно, чтобы встроить новое в управляемую иерархию. Сперва нужна революция, потом необходима война. Прогресс — это постоянное превращение революций в войны. Данная схема есть вечный двигатель истории.
Быть богатым среди бедных — стыдно, быть бедным среди богатых — противно; трудно совершить точный поступок.
Указ Франклина Рузвельта от 13 декабря 1941 года разрешал сделки с компаниями, находящимися пол контролем нацистов. «Стандарт ойл» регулярно снабжала Германию топливом и каучуком, и даже если в самих Штатах случались проблемы с поставками, с поставками в Германию проблем не возникало. Самолеты люфтваффе, которые бомбили СССР и Британию, убивали английских, русских и американских солдат, заправлялись топливом, произведенным американской корпорацией. Заводы Форда на территории оккупированной Франции работали исправно, «Фольксваген» принадлежал на 100 % «Дженерал моторс», а принадлежавший Форду «Опель» ничего не производил кроме танков.
Как некогда заметил маршал фон Бюлов: «Остановить войну не представляется возможным, поскольку уже не страны воюют, а народы». Тот, кто мог смеяться над войной монархов, над интригами президентов, не сумел смеяться над судьбой своего народа. Потому что судьбу народа полагается разделить. Убивать людей в демократической бойне стало тем проще, что отныне всякий считался хозяином собственной судьбы, сделавшим свой выбор. И неважно, что выбирать не пришлось. Важно то, что бежать стало некуда.
Искусство действует, как океан — можно дышать морем, стоя у берега, для того чтобы жить морем, совсем не обязательно непременно быть моряком.
На войне есть живые люди, и есть люди мертвые – и перед этой дихотомией прочие различия меркнут. Даже если вам не нравится писатель Симонов, который написал роман «Живые и мертвые», лучше всё равно не скажешь. Есть рядовые солдаты и офицеры, есть фронт и есть тыл – вот и всё. И больше ничего нет, никаких интеллигентов, никаких инакомыслящих, и быть иначе не может – потому что война.
Рассказывают, что английский генерал Харрис, ответственный за бомбардировку Германии, однажды был остановлен патрулем, когда вёл машину в нетрезвом виде, – он любил гонять без шофера. Лейтенант узнал героя бомбардировок, козырнул. «Вы всё-таки поосторожней, генерал, ещё задавите кого-нибудь». – «Бросьте, лейтенант, – отвечал Харрис, – я каждый день убиваю тысячи людей».