— Ты не спрашиваешь, что я вижу у тебя на спине?
— И что ты видишь у меня на спине?
— Ничего, — рассмеялась она. — Я вижу только тебя.
— Спасибо, — сказал я.
— Ты не спрашиваешь, что я вижу у тебя на спине?
— И что ты видишь у меня на спине?
— Ничего, — рассмеялась она. — Я вижу только тебя.
— Спасибо, — сказал я.
И если уж говорить начистоту, из всех авторов я выше всего ценю лишь тех, кто заставляет лично меня читать не отрываясь.
Каким-то инстинктом я почувствовал: она исчезла из дома. Её здесь больше нет.
Она исчезла — это незыблемый факт. Не гипотеза, не одна из возможных версий происходящего. Её действительно больше здесь нет. Сам воздух этого дома — воздух, насыщенный пустотой, — говорил мне об этом.
Воздух, которого я до тошноты наглотался в своей квартире за те пару месяцев, когда жена уже ушла, а с подругой мы ещё не встречались.
В небе, пока ещё тёмном, поблескивает тоненький месяц. С точки зрения огромного мегаполиса, просто удивительно, как такое сокровище болтается всем на обозрение совершенно бесплатно.
Мы не виделись на занятиях, она не отвечала на мои звонки. Каждый раз, возвращаясь в общежитие, я проверял, нет ли каких-нибудь сообщений. Но никто не звонил.
Нет, хоть у меня аппетиты и большие, но на такое я не надеюсь. А вот чтобы все абсолютно делал так, как я хочу. Вот например, если я тебе скажу сейчас, что хочу клубничный торт, и ты тогда все бросаешь и бежишь его покупать. Потом ты прибегаешь, запыхавшийся, и говоришь: «Вот, Мидори, твой клубничный торт», и протягиваешь его мне. А я говорю: «Ха, а я уже его не хочу», и выбрасываю его в окно. Вот чего я хочу.
По меньшей мере, сомневаться больше не в чем, думал он. Решение уже принято. Путь даже это решение кто-то принял за него.
Уже двадцать... чувствую себя как дура. Я ещё не готова к этому возрасту. Странное состояние. Будто бы меня вытолкнули.
Это Город-урод. Но в своем уродстве он гармоничен. Каждая деталь неправильна, но все подходит друг другу, все имеет свой порядок...