Харуки Мураками

Человек не может жить, не обретя самого себя. Это как почва под ногами. Нет ее — и ничего не построишь.

Его психику постоянно клинило между комплексом неполноценности и осознанием собственного превосходства.

Короче, когда ты в лесу, ты становишься частью леса. Весь, без остатка. Попал под дождь — ты часть дождя. Приходит утро — часть утра. Сидишь со мной — становишься частицей меня. Вот так. Если вкратце.

Бывало, он воображал, как хорошо жить в неведении. Но как бы то ни было, жил он по принципу разум побеждает невежество. И как бы ни пришлось страдать после, он не мог не узнать всего сейчас. Только познание может сделать человека сильнее.

Лунам — луново, а Мне — Моё.

— я и в подмётки ей не гожусь. Рост маленький, грудь никакая, рот в пол-лица, волосы торчат...

— Вообще-то, — смеётся Каору, — у людей все эти штуки называются «изюминками».

Меня всегда привлекала не заурядная внешняя красота, которую можно уложить в несколько физических параметров, а нечто иное, таящееся глубоко внутри.

Весь мир — дерьмо. Засохшее дерьмо высшей пробы. Взблюём же, дети мои!...

Мы встречаемся каждый день. Когда я читаю в библиотечном зале старые сны, она всегда сидит рядом. Потом мы вместе ужинаем, пьём что-нибудь горячее, и я провожаю её домой. По дороге о чём-нибудь разговариваем. Она рассказывает мне, как ей живётся с отцом и младшими сёстрами.

Но каждый раз, когда мы прощаемся, я чувствую, что это ощущение Утраты во мне растёт, как бездонная яма. День за днём я что-то теряю в себе — и ничего не могу с этим поделать. Слишком глубок и мрачен такой колодец. Сколько его ни закапывай. Здесь, наверное, что-то с моей утерянной памятью, думаю я. Мои угасшие воспоминания о чём-то просят меня, но я не могу их восстановить. Разлад с собой бередит душу всё нестерпимее — кажется, от него уже никогда не спастись. Но этой проблемы мне сейчас всё равно не решить. Я слишком хрупок и неуверен в себе.

Я вытряхиваю из головы все до единой мысли — и погружаю опустевшее сознание в сон.

Не моя рука была ей нужна, а кого-то другого. Не мое тепло ей было нужно, а кого-то другого. Я не мог отделаться от непонятной досады на то, что я — это я.