Эрих Мария Ремарк

— Ничего не надо брать с собой.

Она взглянула на него.

— Никогда?

— Никогда.

Не унывай, малыш! Зато тебе выпало великое счастье жить в двадцатом столетии — в век культуры, прогресса и человечности.

... И постепенно разрастаясь, на страны земли легла свинцовая тень церкви, задушила радость жизни, сделала из Эроса, веселого бога, тайный и греховный постельный эпизод и ничего не прощала, ибо истинное прощение в том и состоит, что бы принять другого человека таким, какой он есть, а не требовать искупления, повиновения и покорности до тех пор, пока не будет произнесено: Ego te absolvo*.

Иной раз, когда тишина кричит, приходится заглушать её самым громким, что у тебя есть.

Ревнуют даже к воздуху, которым дышит другой.

И, верно, еще часто придется мне снимать свой ранец, когда плечи устанут, и часто еще я буду колебаться на перекрестках и рубежах, и не раз придется что-то покидать, и не раз — спотыкаться и падать. Но я поднимусь, я не стану лежать, я пойду вперед и назад не поверну.

Если не предъявлять к жизни особых претензий, то всё, что ни получаешь, будет прекрасным даром.

Раскаяние разъедает душу сильнее, чем соляная кислота.

Впрочем, в сущности, безразлично, как именно тебя обманывают, потому что все равно обманывают всегда.