Эрих Мария Ремарк

Она посмотрела на меня, улыбаясь.

Она почти никогда не отвечала, когда я говорил что-нибудь в таком роде.

Впрочем, я и не рассчитывал на ответное признание.

Мне бы это было даже неприятно.

Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его.

Об этом пусть говорят её сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов...

Знание — всего лишь клочок пены, пляшущий на волне. Любой ветерок мог его сдуть, а волна оставалась.

Если бы только знал, как безотрадны все эти донжуаны! Как поношенные платья! А ты другой. Ты — мое сердце.

Боль утраты дорогого человека становится терпимей, когда знаешь, что самому тебе недолго осталось.

Доказательства! Они уверовали в доказанное — будто жизнь состоит сплошь из доказательств. А какой от них толк? Идолы на глиняных ногах. Веруют только в самих себя.

Пятьсот девятый сказал: ложно то, что не воспринято внутренне.

Время. Оно разъедает и разъедает. Действительно почувствуешь, сломался или нет, когда всему этому прийдёт конец, когда захочешь начать всё заново по ту сторону колючей проволоки.

— Тебе, похоже, всё безразлично, верно? — спросил он.

Она с улыбкой повернулась к нему:

— В самом высшем смысле — да.

— Я так и понял. И что же с тобой?

«Просто я знаю, что умру, — думала она, — ощущая свет фонарей, скользящий по лицу. И чувствую это сильнее, чем ты, вот почему в том, что для тебя всего лишь шум, мне слышны и плач, и клич, и мольбы, и ликование, а всё, что для тебя лишь обыденность, для меня дарение и благодать».

Избыток заботы способен убить больного точно так же, как ее отсутствие.

— Ты многому научился в войну, верно?

— Почти всему. Живёшь-то почти всегда как на войне.