Эрих Мария Ремарк. Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Другие цитаты по теме

Все это неправда, – подумал я. – Всего этого не существует. Ведь так же не может быть. Здесь просто сцена, на которой разыгрывают шутливую пьеску о смерти. Ведь когда умирают по-настоящему, то это страшно серьезно». Мне хотелось подойти к этим молодым людям, похлопать по плечу и сказать: «Не правда ли, здесь только салонная смерть и вы только веселые любители игры в умирание? А потом вы опять встанете и будете раскланиваться. Ведь нельзя же умирать вот так, с не очень высокой температурой и прерывистым дыханием, ведь для этого нужны выстрелы и раны. Я ведь знаю это…

Боль утраты дорогого человека становится терпимей, когда знаешь, что самому тебе недолго осталось.

Все это неправда, – подумал я. – Всего этого не существует. Ведь так же не может быть. Здесь просто сцена, на которой разыгрывают шутливую пьеску о смерти. Ведь когда умирают по-настоящему, то это страшно серьезно». Мне хотелось подойти к этим молодым людям, похлопать по плечу и сказать: «Не правда ли, здесь только салонная смерть и вы только веселые любители игры в умирание? А потом вы опять встанете и будете раскланиваться. Ведь нельзя же умирать вот так, с не очень высокой температурой и прерывистым дыханием, ведь для этого нужны выстрелы и раны. Я ведь знаю это…

Противоположность любви — это смерть, а любовь горьковатый колдовской дурман, помогающий нам ненадолго забыть о смерти. Вот почему каждый, кто хоть что-то знает о смерти, знает кое-что и о любви.

— Тебе, похоже, всё безразлично, верно? — спросил он.

Она с улыбкой повернулась к нему:

— В самом высшем смысле — да.

— Я так и понял. И что же с тобой?

«Просто я знаю, что умру, — думала она, — ощущая свет фонарей, скользящий по лицу. И чувствую это сильнее, чем ты, вот почему в том, что для тебя всего лишь шум, мне слышны и плач, и клич, и мольбы, и ликование, а всё, что для тебя лишь обыденность, для меня дарение и благодать».

Два слова здесь, в горах, табу – болезнь и смерть. Одно из них слишком старомодное, другое – слишком само собой разумеющееся.

Мне шестьдесят. И вот она — младенец.

К ней в колыбели жмется дифтерит,

И сверстников моих и современниц

Кружок последний на неё глядит.

Поднять её, зажать её в ладони,

От старости холодные, как лед:

Быть может, ужас, за душой в погоне,

Как жар, хоть на полградуса спадёт?

Но нет: хрипит!.. Стою бессильным дедом:

Как ей помочь? Как вдунуть воздух в грудь?

А Чёрный Ветер, страшен и неведом,

Уже летит в ней искорку задуть...

— Ты многому научился в войну, верно?

— Почти всему. Живёшь-то почти всегда как на войне.

Но что за проклятый ужас! Миллионы людей здоровы! Почему же она больна?

Может быть, у смерти совсем другое имя. Мы ведь видим ее всегда только с одной стороны. Может быть, смерть – это совершенная любовь между нами и Богом.