Эрих Мария Ремарк. Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Другие цитаты по теме

Все это неправда, – подумал я. – Всего этого не существует. Ведь так же не может быть. Здесь просто сцена, на которой разыгрывают шутливую пьеску о смерти. Ведь когда умирают по-настоящему, то это страшно серьезно». Мне хотелось подойти к этим молодым людям, похлопать по плечу и сказать: «Не правда ли, здесь только салонная смерть и вы только веселые любители игры в умирание? А потом вы опять встанете и будете раскланиваться. Ведь нельзя же умирать вот так, с не очень высокой температурой и прерывистым дыханием, ведь для этого нужны выстрелы и раны. Я ведь знаю это…

Боль утраты дорогого человека становится терпимей, когда знаешь, что самому тебе недолго осталось.

Все это неправда, – подумал я. – Всего этого не существует. Ведь так же не может быть. Здесь просто сцена, на которой разыгрывают шутливую пьеску о смерти. Ведь когда умирают по-настоящему, то это страшно серьезно». Мне хотелось подойти к этим молодым людям, похлопать по плечу и сказать: «Не правда ли, здесь только салонная смерть и вы только веселые любители игры в умирание? А потом вы опять встанете и будете раскланиваться. Ведь нельзя же умирать вот так, с не очень высокой температурой и прерывистым дыханием, ведь для этого нужны выстрелы и раны. Я ведь знаю это…

Противоположность любви — это смерть, а любовь горьковатый колдовской дурман, помогающий нам ненадолго забыть о смерти. Вот почему каждый, кто хоть что-то знает о смерти, знает кое-что и о любви.

Два слова здесь, в горах, табу – болезнь и смерть. Одно из них слишком старомодное, другое – слишком само собой разумеющееся.

— Тебе, похоже, всё безразлично, верно? — спросил он.

Она с улыбкой повернулась к нему:

— В самом высшем смысле — да.

— Я так и понял. И что же с тобой?

«Просто я знаю, что умру, — думала она, — ощущая свет фонарей, скользящий по лицу. И чувствую это сильнее, чем ты, вот почему в том, что для тебя всего лишь шум, мне слышны и плач, и клич, и мольбы, и ликование, а всё, что для тебя лишь обыденность, для меня дарение и благодать».

Американский жук-могильщик — он потрясающий. Они чуют падаль за много километров — это и есть запах смерти. В общем, самец и самка приходят к трупу и как бы знакомятся. Потом они вместе закапывают труп, спариваются, и она откладывает в него яйца, но они не разбегаются тут же, как другие создания, другие жуки — они выкапывают рядом норку, и потом, когда личинки вылупляются, родители пережевывают труп и кормят их. Разве не потрясающе? Они вправду заботятся о своих детях.

Как все-таки несправедливо устроена эта самая наша «небесконечная жизнь». Сколько бесполезных, никому не нужных людей живет на свете, недоумков, хамов, убийц, воров, дармоедов, рвачей, а хорошего человека вот нашла смерть, измучила болезнью, иссушила в нем соки, истерзала страданием и убила. Неужто это по-божески? — святой должен страдать за грешных, и грешные, видя муки святого, должны терзаться и обретать его облик? Но что-то много страдают мученики и мало действуют их страдания на человеческий мусор. Он чем был, тем и остался...

— Ты многому научился в войну, верно?

— Почти всему. Живёшь-то почти всегда как на войне.

Но что за проклятый ужас! Миллионы людей здоровы! Почему же она больна?