Лилиан Дюнкерк

Боль утраты дорогого человека становится терпимей, когда знаешь, что самому тебе недолго осталось.

— Тебе, похоже, всё безразлично, верно? — спросил он.

Она с улыбкой повернулась к нему:

— В самом высшем смысле — да.

— Я так и понял. И что же с тобой?

«Просто я знаю, что умру, — думала она, — ощущая свет фонарей, скользящий по лицу. И чувствую это сильнее, чем ты, вот почему в том, что для тебя всего лишь шум, мне слышны и плач, и клич, и мольбы, и ликование, а всё, что для тебя лишь обыденность, для меня дарение и благодать».

— Ты многому научился в войну, верно?

— Почти всему. Живёшь-то почти всегда как на войне.

Противоположность любви — это смерть, а любовь горьковатый колдовской дурман, помогающий нам ненадолго забыть о смерти. Вот почему каждый, кто хоть что-то знает о смерти, знает кое-что и о любви.

Ведь сколько всего можно услышать, если уметь по-настоящему хранить тишину.

Только женщине дано знать, сколько утешения способна подарить малюсенькая шляпка.

Резка. Что он называет резкостью? И разве я резка? А может, у меня просто нет времени деликатно обманывать, прикрывая горькую правду фальшивой позолотой хороших манер.

Это и есть счастье, — думала Лилиан. — Минута тишины перед тем, что тебя ждет.

Я вообще хочу жить не рассуждая, не слушая советов, без всяких предубеждений. Жить, как живется.