Ночь в Лиссабоне

Знание — всего лишь клочок пены, пляшущий на волне. Любой ветерок мог его сдуть, а волна оставалась.

Если бы только знал, как безотрадны все эти донжуаны! Как поношенные платья! А ты другой. Ты — мое сердце.

В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она длится не вечно — просто милосердие.

Каждое судно, покидавшее Европу в эти месяцы 1942 года, было ковчегом. Америка высилась Араратом, а потоп нарастал с каждым днём. Он давно уже затопил Германию и Австрию, глубоко на дне лежали Прага и Польша; потонули Амстердам, Брюссель, Копенгаген, Осло и Париж; в зловонных потоках задыхались города Италии; нельзя было спастись уже и в Испании.

— Она никогда бы не смогла остановиться, если бы начала писать вам, — сказал я. — Тем, что она вам ничего не написала, она сказала вам больше любых слов.

Воспоминание — это всегда еще и сожаление о хорошем, что отняло у нас время, и о плохом, что не удалось исправить.

Ему нужно панцирное мировоззрение, как корсет толстой бабе, иначе он расплывется.

Мы живём в эпоху парадоксов. Ради сохранения мира вынуждены вести войну.

Ощущение опасности всегда обостряет восприятие жизни. Но только до тех пор, пока опасность лишь маячит где-то на горизонте.